– Ну, она ведь работает в мире моды.
– Я имела в виду не ее внешность.
– Тогда что?
– То, что у нее сразу же находились правильные ответы на все наши вопросы. Мне показалось, что она вроде как… не знаю, как сказать… ну, ее поведение выглядело отрепетированным.
– Возможно, за те годы, что она делит жилье с кем-то еще, у нее было столько ознакомительных бесед с потенциальными соседями по квартирам, что она знает все правильные ответы назубок, – предположила я. – Так что не стоит считать, что это говорит против нее.
Меган что-то неразборчиво пробормотала.
– Ну так как, мы предложим ей ту комнату? – продолжала я гнуть свое.
Меган вздохнула.
– Ну… хорошо, если ты действительно так этого хочешь. Полагаю, это избавит нас от головняка, связанного с проведением ознакомительных бесед со всеми остальными. – Она подняла свой бокал. – Выпьем же за успешное окончание поисков нашей новой соседки.
Я улыбнулась; я не ожидала, что Меган сдастся так легко. Я тоже подняла бокал и чокнулась с ней.
– За нашу новую соседку.
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Я не свожу глаз со стены гостиной, считая птиц. Обои здесь такие красивые – фон у них голубой, а на нем нарисованы три огромные ветки. На ветках сидит множество разноцветных птиц: большие, маленькие, некоторые даже уже расправили крылья, как будто собираются взлететь, но мои самые любимые – это совсем крошечные с длинными острыми клювиками. Папа говорит, что они называются колибри и что они могут летать вправо, влево, вверх, вниз, задом и даже вниз головой. Как же это прикольно!
Папы сейчас дома нет, он вернется только в шесть пятнадцать. Он инженер-землеустроитель, хотя я точно и не знаю, что значит это слово. Но должно быть, это хорошая работа, потому что у него есть ужасно красивый дипломат, обтянутый коричневой кожей, который я люблю нюхать, когда вокруг никого нет, ведь он пахнет так чудесно, а внутри его полно карт, чертежей и других с виду важных бумаг.
Мама лежит на диване – днем, после того как я возвращаюсь из школы, она чаще всего ложится спать. Не понимаю, от чего она всегда такая усталая – ведь нельзя сказать, что ей приходится делать так уж много дел, после того как она оставила свою работу в банке. Ее волосы разметались по подушке, и она ужасно громко храпит – так громко, что, считая птиц, я то и дело сбиваюсь со счета. Я бы предпочла сидеть сейчас не здесь, а на втором этаже, в моей спальне, мастеря фенечки, даримые в знак дружбы, с помощью специального набора материалов, который мне подарили на Рождество. (Я уже изготовила двенадцать таких фенечек, но пока мне некому их дарить.) Но мама не разрешает мне подняться к себе в комнату – она говорит, что я должна оставаться в гостиной, чтобы она могла присматривать за мной. А может быть, наоборот, чтобы я могла присматривать за ней. Сейчас я уже не помню. Мне даже нельзя смотреть телевизор, потому что, по словам мамы, шум от него разбудит ее. Обычно я в таких случаях читаю книгу, но сейчас их запас у меня закончился. Я беру их в библиотеке и быстро-быстро глотаю. Поэтому я и считаю птиц – больше мне просто нечем заняться.