– Своих шукаешь?
«Ничего себе!» – подумал Адельберг, шагнул назад и невольно потянулся рукой к кобуре.
– Не хапа́й, ваше благородие, – мужик махнул рукой, – пустая она! Твою писто́лю чехи прихватили и сабельку тож…
Мужик появился из темноты как чёрт из табакерки, всё произошло в несколько секунд: пустой зал ожидания и пустая билетная касса, неработающий телеграфный аппарат и этот…
– Своих шукаешь, ваше благородие? – снова спросил мужик.
– Что? – Адельберг прокашлялся, голос ему изменил: почти двое суток в каталажке он молчал и сейчас почувствовал, что его голос как будто бы и не его.
– Ты, ваше благородие, пытай, чего пожелаешь, я на энтой станции уже три дни! – Мужик остановился и приосанился. – А можа, есть чем на чё поменяться? А я хлебушком ссужу али рыбкой сушёной! С Байкала я! – Его предложение прозвучало неожиданно. – Сюды прибёг мануфактурой разжиться али ишо чем городским, дык вот, застрял…
– Чем же ты можешь у меня разжиться, мил-человек? – прокашлявшись, спросил Александр Петрович. – У меня и есть только то, что на мне!
– А и то хорошо, что на тебе! – Мужик сдвинул шапку на затылок и огладил смоляную, без единого седого волоса бороду. – Эвон кака шинелишка добрая, царского сукнеца… Вот тольки совет тебе дам, ты погоны-то да кокарду сыми, чехи тебя уже не тронут, а красные не сёдни к вечеру, так завтре к утру будут туточа. Как ты вышел из каталажки, так снова туды и угодишь, а то и того дале!
Мужик держался по-свойски, по-хозяйски и говорил уверенно.
– А ты знаешь, что я был в каталажке? – спросил Адельберг.
– Так об том на станции все знают! Ты ж казну вёз, даром тока чехи её забрали, нужда у них была в паровозе, ихний-то красные повзорвали, а получили – вот те нате – и паровоз, и казну…
«Однако быстро тут новости распространяются!» – подумал Адельберг.
– …А как власти здеся окажутся, особливо ежели красные, так сразу к тебе с расспросами, уж точно, что про казну! Придётся ответ держать!
Это было похоже на правду: здесь, между Нижнеудинском и Иркутском, никакой власти, судя по всему, пока не было, но уже не загадка, какая будет. Стало понятно, почему убежал тот железнодорожник, который сам себе и телеграфист и начальник станции.
«Да, значит, здесь я телеграфом не воспользуюсь! А вот я спрошу…»
– Если ты про меня знаешь, так, может, и про моих людей знаешь?