– Мне сказали, что ты умерла.
– По моему приказу. Я хотела, чтоб ты бежал, а не убивал себя. Еще не все кончено, Антоний.
Однако его глаза уже затягивала мутная пелена.
– Где мои солнце и луна? – прошептал отец.
Александр взял меня за руку и повел за собой. Наверное, я бы не справилась без его помощи.
– Селена… – Взгляд умирающего упал на меня. – Селена, ты не подашь отцу вина?
– Папа, это мавзолей, здесь нет…
Но он уже не понимал моих слов.
– Доброго хиосского вина…
Мама всхлипнула.
– Не плачь. – Он ласково прикоснулся к ее волосам, прошептал: – Наконец-то я становлюсь Дионисом, – и, собрав последние силы, сжал мамину руку.
– Живи, ты мне нужен, – взмолилась царица. И вдруг пронзительно закричала: – Антоний! Антоний!
Умирающий смежил веки. Мама приникла к нему всем телом, прижала к груди и, призывая Исиду, просила вернуть ему жизнь. Мы слышали, как приближаются к воротам гробницы римские воины. Бриз разносил над морем их странный монотонный напев.
– Что это? – со страхом спросил Александр.
– Evocatio[1], – прошептала Хармион. – Они заклинают наших богов перейти на сторону Октавиана и принять его как законного правителя.
– Боги нас никогда не оставят! – разгневанно закричала царица, и перепуганный Птолемей уткнулся личиком в колени служанки.
Мать поднялась; лазоревый шелк ее платья покрылся багровыми пятнами. Кровь была на груди, на руках, даже на косах.
– Вниз! Если они взломают дверь, мы подожжем тут все дрова!
Уходя вслед за другими, я обернулась посмотреть на отцовское тело: может быть, еще шелохнется?
– Его больше нет, Селена, – промолвил брат сквозь слезы.
– А вдруг…
– Его больше нет. И только богам известно, что стало с Антиллом.
У меня сжалось горло; внезапно в чертоге словно не стало воздуха. Поднявшись по лестнице, мать протянула служанкам по кинжалу.
– Наблюдайте за окнами, – приказала она. – Если кто-нибудь ворвется сюда – вам известно, что делать.
Она устремилась вниз, оставляя кровавые следы на ступенях.
Мы с братьями последовали за ней. Солдаты уже колотили в дверь и по очереди прижимались лицами к решетке.
– Держитесь у меня за спиной, – велела царица и двинулась вперед.
Мы трое повиновались, и я невольно впилась ногтями в руку Александра.
Как только мама появилась перед решеткой, послышался гул голосов. Один из солдат приказал нам сдаваться. Тогда она вздернула подбородок, так что сердоликовые глаза грифа уставились прямо на римлян.