– На берегу нас ждут колесницы, – сообщил полководец моему брату. – Вы двое поедете с племянником Цезаря, Марцеллом.
Я попыталась было найти глазами нашего спутника в гуще конных и пеших солдат, но по совету Агриппы оставила эту затею.
– Ты захватила рисунки? – спросил Александр.
– Захватила. А ты…
Он кивнул. Значит, успел запрятать среди личных вещей несколько книг из корабельной библиотеки – небольшое напоминание о матери, – прежде чем таламега достанется римлянам из Брундизия. На борт мы всходили втроем, но только двое доплыли к чужим берегам. Когда я в последний раз посмотрела на блестящие доски палубы, воздух пронзили резкие трубные звуки.
Октавиан сошел на сушу первым. За ним последовали Юба и Агриппа. Когда настала и наша очередь, Александр протянул мне руку. Я покачала головой.
– Не надо, все хорошо.
Тут ноги, за три недели отвыкшие ступать по твердой земле, подкосились.
– Александр!
Подхватил меня вовсе не Александр, а воплотившийся юный Геркулес.
– Осторожнее! – рассмеялся он, рослый, широкоплечий, с волосами цвета спелой пшеницы.
Лазурь его глаз – еще прозрачнее, чем у нашего Птолемея, – оттеняла смуглая кожа. У меня запылали щеки, а юноша улыбнулся.
– Только не вздумай падать в обморок. Я за тебя отвечаю.
– Так ты Марцелл? – спросил Александр.
– Да. А вот и наша повозка.
– Это же царская колесница, – смутилась я.
Марцелл засмеялся.
– Поосторожнее с такими словами. Дядя предпочитает величать себя консулом. Стоит людям заподозрить в нем царские замашки, и, пожалуй, кому-то снова придется оттирать полы Сената от крови.
– А что, римляне против царей? – полюбопытствовал Александр.
– Когда-то было иначе, – начал рассказывать Марцелл, уводя нас от пристани. Тога хлопала на ветру у его лодыжек. – Но все изменилось; в наше время только и разговоров что о Республике. Правда, эта самая Республика принесла нам сто лет гражданских войн. Все требуют права голоса, а голосуют в интересах собственного клана. Одни кровопролития – и никакого толку.
Открыв дверь повозки, Марцелл придержал ее и с теплотой произнес:
– Милости прошу, царевич Александр и царевна Селена.
Заняв места, мы с братом многозначительно переглянулась. Почему с нами обращаются так любезно? Что написал Октавиан своим родным из Александрии? Между тем наш спутник по-дружески беседовал с Агриппой и Юбой, стоявшими снаружи.