- Понятно. Подполковника хлебом не корми, дай отрезать чего. И
балкой его не грохнешь, убийцу в белом халате. Ой, Саныч, как
хреново-то мне…
- Немудрено, – ротный огляделся и протянул комбату солдатскую
флягу, увесисто булькнувшую. – Причастись. Может полегшает.
Пчелинцев отхлебнул пару раз, и вернул изрядно опустевшую флягу
хозяину.
- Коньяк?
- Обижаешь! Самогон на дубе настоянный. Свой рецепт.
- Так вот, мне полегчает, когда все на места вернется…
- Не вернется, – замотал головой капитан, - больше никогда. И
пока мы сидим – личный состав с ума сходит. Двое застрелились уже,
– Сундуков завинтил крышечку и поднялся. – По-умному, с водой в
стволе. Какая сволочь только подсказала. Так что, хватит сидеть и
самого себя жалеть. Всем плохо. Думаешь, мне завыть не хочется?
- Хочется. Как иначе.
- Вот именно. Так что, товарищ комбат, вставайте, да идите
выполнять свой священный долг перед Родиной и спецназом. Орите,
рычите, грозите расстрелом. Только бойцам задуматься не давайте. И
летехам. Терентьев как общагу увидел – еле пистолет забрать смогли.
Сидит теперь связанный и воет.
- А ты? – в лоб спросил Пчелинцев. Ротный с ним на одной
площадке жил. В семиподъездной пятиэтажке от которой целым остался
только кусок торцевой стены, да и тот лишь до третьего этажа.
- А я права не имею, – огрызнулся капитан. – У меня кроме семьи
рота есть. Семьи нет, а рота осталась. И комбат остался, который
расклеился и нихрена сейчас не командир!
- Саныч, не заводись! – Пчелинцев встал с кирпичей.
- Да пошел ты на хер, Шмель! – Сундуков плюнул майору под ноги
тяжелым сгустком слюны перемешанной с пылью. – Я две войны прошел,
– непонятно зачем уточнил капитан и поплелся к санчасти.
- Ты куда? – окликнул его майор.
- На муда, Глебыч, куда же еще, – ответил ротный, не
оборачиваясь. – Сейчас спирта найду пару литров, да за упокой душ
нажрусь. А потом застрелюсь. И пусть Максим Викторыч вскрытие
сделает.
- Ни хрена ты не застрелишься! – прошептал Пчелинцев, и,
решительно мотнув головой, быстрым шагом пошел в сторону складов
РАВ. Нога решила больше характер не показывать. – А если
застрелишься, то лично на остывающий труп нагажу и убирать не буду.
Понял?!
Конечно, Сундуков этого не услышал. Отошел далеко, да и в
окружающем шуме особо не разберешь.
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь
«Алаудин-Вертикаль»