Если трейдер легко лезет в карман за деньгами (совершает большое количество хаотичных, эмоциональных сделок), то ничего хорошего из этого не получится, как ничем хорошим не закончится карьера мента, который легко лезет в кобуру за пистолетом. Полицейский много времени тренируется в тире, не для того, чтобы палить во все стороны по любому ничтожному поводу, а для того, чтобы не оплошать в редкий, но важный для жизни, момент. Также и трейдер должен ежедневно выполнять большое количество домашней работы, просматривать десятки-сотни графиков, но гнаться не за количеством сделок, а за их качеством.
"Обдумай всё, кладя стрелу на лук,
А не тогда, как выпустишь из рук…"
Лучше упустить возможность, чем поспешить и потерять деньги. Торговых моментов будет ещё предостаточно, а денег для их реализации уже может не остаться.
Бывает и так, что жук выбирает жёлудь и сверлит его, но проделав такую огромную работу, яйца в него не откладывает. Причина в том, что досверлив до места крепления жёлудя к шляпке, он пробует мякоть и выясняет, что она недостаточно сочна и нежна, а значит слабые челюсти вылупившейся из яйца личинки с ней не справятся. Такой жёлудь баланин бракует, личинка в нём не выживет.
В аналогии с трейдингом – это своевременный выход из сделки, если прогноз по ней не оправдался или изменился новостной фон.
У слоника – желудёвого точильщика цена любой ошибки – смерть либо его собственная, либо его потомства, у инвестора – финансовая смерть, а она для некоторых является началом смерти и физической, так как разрушает здоровье и нервную систему.
Таковы странности человеческой психики – иногда люди переживают смерть близких или свой страшный диагноз, но выбрасываются из окна, узнав о том, что они разорены. Особенно это модно у финансистов. При этом потеряв миллиарды, у них часто остаются ещё миллионы и кто-то был бы счастлив обладать таким состоянием, но их уже не остановить и они сводят счёты с жизнью. Видимо слишком многое ставится на карту и роковая ошибка с оценкой предельного для человеческой психике риска приводит к жизненной катастрофе.
– К обеду вернусь, – сказал я Серому и отправился на 5 этаж нашего административно-бытового здания, где располагался плановый отдел, украшенный тремя цветущими лилиями, все возрастом до 35 лет и одной увядающей хризантемой, ближе к 60 годам от роду. Открыв дверь в отдел, я перешагнул порог и отпрянул, прикрыв глаза согнутой в локте рукой, как бы ослеплённый таким количеством красоты, сконцентрированной в одном месте: