Джудит выходит из ванной в обтягивающем брючном костюме лиловых тонов, в ушах у нее хрустальные серьги, которые я подарил ей к 29-летию. Когда я навещаю Джудит, то заранее готовлюсь к тому, что она постарается пробудить во мне родственные чувства, нацепит на себя что-нибудь эдакое, что должно вызвать отклик у меня в душе. Примета восстановления добрых отношений: мы на цыпочках ходим по саду, где похоронена наша ненависть, обнимаемся, как и положено брату с сестрой. А духи у нее ничего, приятные.
– Извини, у меня такой беспорядок, – говорит она.
– Сам виноват, нечего было приходить раньше назначенного времени. Зато ты в полном порядке.
Она ведет меня в гостиную. Держится прекрасно. Джудит красивая женщина, высокая и статная; ни дать ни взять восточная красавица – черные волосы, смуглая кожа, острые скулы. Стройна и темпераментна. Полагаю, ее считают весьма сексуальной, хотя в тонких губах и блестящих карих глазах таится жестокость, которая, усилившись в годы неустройства после развода, отталкивает от нее людей. У сестры были десятки любовников, даже сотни, но любви перепало не слишком много. Я и ты, сестричка, ты и я. Осколки былого, щепки старого полена.
Она накрывает на стол, а я тем временем готовлю для нее коктейль: как обычно, перно со льдом. Ребенок, слава богу, уже поел. Играет своими пластиковыми штучками, время от времени награждая меня кислым взглядом. Мы с Джудит чокаемся – обязательная условность. Она принужденно улыбается.
– Будь здоров! – говорим мы.
– Почему ты не переедешь в центр? – спрашивает она. – Мы могли бы видеться чаще.
– Там дешевле. А разве мы хотим видеться чаще?
– А что нам остается?
– У тебя есть Карл.
– Нет у меня никого. Только мой малыш и мой брат.
Я вспоминаю, как в детстве мне хотелось прикончить ее. Но она же об этом не знает.
– Мы на самом деле друзья, Джуди?
– Сейчас – да.
– Мы не очень-то тепло относились друг к другу все эти годы.
– Люди меняются, Дэви. Люди растут. Я была глупой, полная голова дерьма, так занята собой, что все остальные вызывали у меня одну ненависть. Это прошло. Если не веришь, проверь сам.
– Ты же не хочешь, чтобы я это делал.
– Давай, – говорит она. – Пошарь в моей голове, посмотри, и ты увидишь, как я изменилась.
– Нет, лучше не буду. – Наливаю себе еще рому на две унции. Рука моя немножечко дрожит. – А не пора ли выключить соус? Он не перекипел?