Смотреть на него невесело, но если представить, каково же ему самому, то ещё хуже.
Я стала думать: как ему помочь? Какой интерес на зимние месяцы ему найти? Может, завести кошечку или собачку? Но он за собой-то с трудом ухаживает, на улицу выйти погулять не всегда есть силы и здоровье, а ведь о животном необходимо будет регулярно заботиться, проблем только прибавится. Нет, в итоге это лишь увеличит нагрузку на маму. Надо что-то такое, что его занимало бы, и при этом было бы ему доступно в любой момент, когда он себя бодро почувствует, и что его развлекло бы, а ещё лучше – увлекло.
И тут я вспомнила, что, когда я была маленькая, мы с ним любили вместе рисовать, вечера напролёт. Не то чтобы он это хорошо умел делать, просто развлечение с красками и карандашами было одной из форм нашего общения, наряду с настольными играми и прогулками. Это были смешные шаржи, рожицы, шарады-загадки, головоломки. Мы рисовали и смеялись.
Позже я рисованием увлеклась серьёзно, поступила в художественную школу, его рисунки уже воспринимала как примитивные, отсталые, неправильные, и совместное это наше с ним времяпрепровождение сошло на нет.
Я собрала в пакет альбом, акварельные краски и кисточку. Пришла к папе со словами:
– Папа, мне для проекта очень нужны рисунки, нарисованные людьми старше 70 лет. Выручи, пожалуйста. Нарисуй что-нибудь.
– А что? Что же я тебе нарисую? – растерялся он.
– Да что угодно.
Он иногда бывает упрямым и несговорчивым, но когда я его о чём-нибудь прошу, он никогда мне не отказывает. Даже если для него это трудно. При моей просьбе на долю секунды у него промелькнуло молодое выражение лица. Он ничего не ответил, а я повесила пакет на дверную ручку в его комнате. Ушла. Маме наказала:
– Если возьмётся рисовать – пожалуйста, не спугни его насмешкой или иронией.
– Нет, нет, – пообещала она.
Вечером я забежала к родителям, папа мылся в ванной. Я прошмыгнула в комнату и заглянула в пакет. В альбоме – три рисунка. Цвета мало, в основном – контур шариковой ручкой, и чуть-чуть раскрашено. На первом листе – две девочки держатся за руки, одна побольше, другая поменьше. Это, конечно же, его внучки, мои дочери, но несколько лет назад. Значит, именно такими они запечатлелись в его памяти, а не такие, какие они сейчас, взрослые. На втором – одинокая берёза с птицей на ветке. На третьем – собака. Горбатенькая, с человечьими глазами, торчащим кверху хвостом. Здесь красок больше, даже некая живописность присутствует.