Можно было бродить где угодно, и везде можно было видеть красивое или необычное. Я был избавлен от работы, потому что был мал и мужчина. Корова – на попечении мамы, работа по дому – обязанность Насти. Не было и угнетения родительским деспотизмом – гуляй, только не мешай людям и соблюдай несложный кодекс приличия.
Ходя по улицам, можно было заглянуть в подвальные окна и увидеть работу сапожников, шорников, скорняков, булочников. На дворе работают бондари, лодочники, каретники. В высоких окнах – чудесные цветы, за гардинами можно представить красивую жизнь, потому что слышались звуки музыки или пения. Иногда около приподнятой гардины можно было увидеть читающую живую барышню, похожую на картинки в журнале «Нива» и уж никак не похожую на замухрышку Настю.
Так воспринималось представление о жизни.
А вот представление о социологии.
Социальное положение людей воспринималось визуально: по одежде, упитанности, изнеженности лица и рук, даже по походке.
Крестьяне – мужики и бабы. Лапоть самая неказистая – жилет, а то и посконь.
Солдат – серая масса, лиц не запомнить. Конечно – герои, христолюбивое воинство, но нижние чины, которых не пустят туда, где благородные люди. Зависти не вызывают. Иное дело – казак: фуражка набок, чуб, лампасы, а если на коне, то как не позавидуешь.
Офицер – это «душка». Походка и манеры чего стоят – словом, «благородие».
Купец – их степенство. Об этом свидетельствует и облик, и одежда.
Священник, чиновники, мастеровые – все на своем месте, привычно, обыденно, понятно. Были и нищие, но их знали по имени: Тимушка, Сёмушка, Ипатьевна. Им охотно давали милостыню и ночлег. Это были, главным образом, Христа ради юродивые.
Это при хорошей погоде.
Плохая погода не портила жизнь.
Баул с гвоздями крепко вбил мне в голову, что мой отец – не мужик, а мещанин: ремесленник, столяр-краснодеревщик. В социальном отношении это кое-что значило. Правда, прожить столярным ремеслом было трудно, потому осенью отец работал стекольщиком, а зимой – переплётчиком. Знаю твёрдо, что отец не любил в работе, чтобы поскорей зашибить деньгу, а добивался тщательной отделки. Если заказчик торопил его, он недовольно ворчал:
– Пока работа не сделана, я ей хозяин и господин. Мне ведь к вашему рублику большую благодарность заработать надо.
И правда, у него были постоянные заказчики, требовательные к красоте шкафов и к переплётам книг. А людей книжных в городе было много. За работой он любил иногда петь: