– Зачем ты это сделал, Рой? Почему? – Смотрю ему прямо в глаза, и голова какая-то ватная и кружится, кружится.
Передо мной только бездонная синева его глаз, и я тону в ней. Не сопротивляюсь, не кричу, потому что мне хочется утонуть в этой синеве. Забыть обо всем, забыть этот проклятый мир и быть просто женщиной, просто счастливой женщиной.
Вижу его губы, которые шепчут.
– Потому что он мой отец.
А я слышу.
Потому что я люблю тебя!
Ушами слышу.
– Без него нам не справиться.
А где-то внутри меня появляется.
Потому что я боюсь за тебя!
Но что-то в моей душе сопротивляется, царапаются острые коготки, разрывая мягкую пелену. Собираю всю волю в кулак, мотаю головой и разрываю наваждение. Что это со мной?
Проявленная минутная слабость вскипает раздражением.
– Оставь свои гипнотические штучки для молодой жены.
Резко сбрасываю его руки со своих плеч, хотя прежней злости уже нет. Чувствую себя просто выпотрошенной рыбой, усталой загнанной клячей, которая сама не знает чего хочет.
Мы стоим и испепеляем друг друга взглядами. Рой дышит так, словно он только что пробежал стометровку. Ноздри гневно раздуваются, грудь ходит ходуном. Чувствуется, что сдержаться и не наговорить мне гадостей, стоит ему большого труда.
Как ни странно, вид его гнева приносит мне удовлетворение. Страдает, мучается! Эта промелькнувшая искрой мысль словно придает мне сил и уверенности. В душе просыпается сострадательное понимание.
Что трудно тебе со мной, – сочувственно иронизирую про себя, – привык, что юные девочки смотрят тебе в рот и рады исполнить любую твою прихоть.
Кладу ладонь ему на грудь и уголок моих губ чуть изгибается в извиняющей улыбке.
– Ладно, Рой Истар, расскажи мне, как ты собираешься защитить свою королеву?
В глазах Роя вспыхивает удивленное недоверие, он не может понять причины разительной перемены.
Теперь мне становится смешно.
Хоть ты и истмари, – иронизирую про себя, – а такой же, как все мужики, где вам понять запутанные мотивы нашей женской души.
Внутренняя борьба написана на лице Роя, ему хочется быть суровым, ведь с ним обходятся неподобающе, то пнут как собаку, то приласкают. Но где ему, устоять против моей извинительной улыбки он не в силах. Еще секундное колебание и он все же сдается, начиная говорить медленно и мягко, словно с капризным ребенком.