Мне уже приходилось писать о том, что коллекция Сергея Ивановича продолжает традицию русского собирательства XVIII – первой половины XIX веков с характерным для эпохи Просвещения энциклопедическим вкусом. В ней вполне органично соединены памятники разных стран и периодов, археология, живопись, графика, скульптура, прикладное искусство, профессиональное и народное творчество. Античность и классическое искусство соседствуют с авангардом, а западноевропейская живопись – с русской школой, что крайне не обычно для современных коллекций. Сегодня коллекционер, который начинает приобретать произведения искусства, движим соображениями социального престижа или желанием выгодно вложить деньги, иногда (впрочем, совсем необязательно) к этому присоединяются искренняя любовь к объектам собирательства и хорошая эрудиция. Коллекции сегодня, как правило, имеют четкую специализацию и соответствуют определенным модным трендам: русский авангард, портреты XVIII–XIX веков, художники Парижской школы. Мне очень интересно то, что происходит сегодня в мире коллекционеров, но при этом безмерно жаль, что таких коллекций, как у Григорьянца, больше не будет.
Немаловажную роль в рождении коллекции сыграла семья Григорьянца, в которой страсть к собирательству «генетически передавалась из поколения в поколение». Он вырос «среди обломков дореволюционной дорогой мебели, гарднеровских ваз и сравнительно небольшого числа целых вещей и остатков коллекций». Я оказалась невольным свидетелем того, с какой энергией Сергей Иванович разыскивал «обломки семейных коллекций», конфискованные КГБ при его арестах, и в значительной степени ему это уда лось. Увы, многое исчезло безвозвратно и, скорее всего, было продано, но все-таки Сергей Иванович получил семейные «вещи», которые вернули Третьяковская галерея, музей в Останкино, музеи Чернигова и Львова. Что уж совсем поразительно, он добился от государства компенсации за те предметы, которые не были найдены.
Кроме того, коллекция Григорьянца прочно связана с той традицией собирательства, которая сложилась в России в 1920–1960-е годы. Он сам точно обозначил эту традицию, назвав одну из глав книги «Коллекция как спасение». Собирательство произведений искусства в эти годы не только не поощрялось, но приравнивалось к спекуляции соответственно, преследовалось законом. Именно поэтому история коллекций середины XX века так плохо документирована, письменных свидетельств практически не сохрани лось, собрания в лучшем случае разошлись по наследникам или (что совсем редко) переданы музеям. Остается только устная история, зафиксированная на страницах этой книги. Определение «устная история» более, чем уместно: то, что вошло в главу «Коллекция как спасение» я неоднократно слышала от Сергея Иванович и могу засвидетельствовать, что книга сохранила обаяние и интонацию живой беседы. Отдельные детали событий и обстоятельств могут быть не совсем точными, но в результате рождается удивительное ощущение: кажется, что вы каким-то образом присутствовали при разговорах автора книги с замечательными русскими коллекционерами Татьяной Борисовной Александровой, Игорем Николаевичем Поповым, Николаем Ивановичем Харджиевым. Спасая от уничтожения или забвения те немногие обломки, которые чудом сохранились в России XX века, эти люди давно заслужили свое место в истории европейской культуры.