Лис Абрамович - страница 18

Шрифт
Интервал


За ужином тети Лизы не было, она уже уехала. Уехала одна, без него! Значит, все-таки обманула?! От обиды на тетю Лизу он горько заплакал. Он еще не знал слова «предательство», но какая-то странная боль заполнила все его существо. Тетя Роза пыталась его успокоить, говорила, что ему будет здесь хорошо, что надо немного подождать, когда мама выздоровеет и обязательно за ним приедет, гладила по головке, целовала в стриженую макушку, называла разными ласковыми, нежными словами. Но он их почти не слышал и продолжал всхлипывать. Укладывая его спать, тетя Роза осторожно предложила называть ее мамой, если он захочет, а дядю Яшу – папой. Но Абочка не понял, почему надо называть чужую тетю мамой, если у него есть своя, настоящая мама, которая скоро приедет и заберет его домой. Ему очень хотелось в это верить, а еще он сильно устал. Выпростав руки из-под одеяла, он потянулся своим худеньким тельцем и повернулся на бок. Первый раз после длинной дороги и неудобной полки общего плацкартного вагона под его щекой была мягкая пуховая подушка. От чистых простыней, сушившихся, вероятно, во дворе (так всегда делала его мама), пахло свежим весенним ветром и какими-то травами. Он непроизвольно несколько раз втянул в себя этот домашний, почти забытый за дорогу запах и мгновенно уснул, уткнувшись носом в кулачок.

Снилось ему, что едет он обратно к маме в том же вагоне, сидя в том же уголке на первой полке, и смотрит в то же закопченное окошко. Но стекло совсем почернело, и сквозь него невозможно что-нибудь рассмотреть. Одно мелькание теней и вспышек света встречного поезда. Но зато он твердо знает, что скоро приедет домой, что поезд вот-вот остановится и он выберется из этого душного вагона. Но поезд почему-то все никак не останавливается, ему скоро выходить, но выходить на ходу не разрешается никому, а поезд все идет и идет… И вот поезд уже проехал станцию, где его ждет мама, и он кричит и кричит этим людям, чтобы выпустили его из противного вагона. Но его никто не слышит… Он бьет кулачками по чьему-то пальто, по спине, по ногам, но никто не чувствует его ударов и не оборачивается. В отчаянии он садится на пол, окруженный опять только ногами, мешками и чемоданами, и горько плачет. Он совсем не понимает, что ему теперь делать и что с ним будет. Он плачет во сне, плачет настоящими слезами и… просыпается.