Юля улыбнулась – от таких воспоминаний становилось тепло на душе и немного грустно.
Или было все это совсем по-другому? Разве она не боялась входить в их темный подъезд, где не было ни одной лампочки на все пять этажей? А жуткие проходные дворы-колодцы, где могли ограбить и даже убить за продуктовые карточки? Но это было «про взрослых». Наверное, чтобы сохранить себя, дети невольно стараются удержать в памяти только лучшее.
Мама же содрогалась при одном только слове «война». Понимание ее страха пришло много позже и не сразу. Однажды, возвращаясь с мамой из магазина, Юля вдруг увидела на улице «полчеловека». На деревянной подставке, похожей на сиденье табуретки с колесиками, то ли сидело, то ли стояло туловище человека в старенькой телогрейке с деревяшками в посиневших руках, которыми он отталкивался от асфальта. Юля невольно попятилась назад, пытаясь спрятаться за мамину спину. Но мама крепко взяла ее за руку, подошла к калеке, о чем-то спросила. Юля не поняла, что он ответил, но мама вздохнула и молча отдала ему только что купленную бутылку молока и хлеб. Человек торопливо засунул бутылку в карман, хлеб положил за пазуху, потом растерянно поднял глаза на маму и перекрестил ее. Юля удивленно посмотрела на мать. «Проклятая война, – прошептала мама. В ее глазах стояли слезы. – Война – это очень страшно. Она калечит, уродует, убивает. Всех без разбора. Будь она трижды проклята!» Мама так никогда и не смогла забыть войну. Да и как оправдать, простить ту нечеловеческую жестокость, с которой обезумевшие от ненависти люди убивали друг друга? Неважно, какие шинели или головные уборы были у воюющих – фуражки, папахи, пилотки или каски. Если это не остановится, объятое ненавистью человечество когда-нибудь само себя уничтожит.
Если Юле вдруг казалось, что вот-вот начнется война, бежала к отцу. Папа всегда, как в детстве, так и потом, мог успокоить: «Когда громко кричат “война-война”, можно не волноваться. Войны не будет. Все войны начинаются тихо, вроде бы все нормально, а если что-то и происходит где-нибудь далеко, кажется, что это не про нас».
Где-то за окном резко взвизгнули тормоза. Юля очнулась от своих воспоминаний и посмотрела на часы. Муж, кажется, уже лег спать и читает, как обычно, в постели. Свет из-под двери комнаты Антона означал, что он все еще сидит за компьютером. Тогда Юля заварила чаю и села в любимый закуток на кухне, чтобы просмотреть утреннюю газету. Опять тревожно на Кавказе, снова столкновения, кровь, конца не видно. Нагорный Карабах – говорят, «местный конфликт». Да какой же он «местный», если войска хотят ввести? Или уже ввели? Когда же напишут правду? Вот уж где действительно плохо.