Но о печатном слове, газетах. Они, по-моему, что книги. Они раритет, материальное воплощение культуры. То, что прозвучало на радио, телевидении – блеснуло и ушло в небытие.
Быть может, я тут немножко утрирую, отстаиваю честь газетного мундира. Но, право, уверен на все сто: запечатлённое, вырвавшееся из страстной груди слово будет востребовано всегда. Вспомним стихи Николая Рубцова о не земной радости человека, способного:
«В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить,
Как молнию ручную!»
Выше приведённое интервью было опубликовано в научно-практическом издании «Идеи и новации». Цитировалось на слёте молодых журналистов в Дагомысе, рекомендовалось к изучению на факультете журналистики.
В альманахе были приведены беседы со многими представителями СМИ старшего поколения. Понимаю, всего того, что наговорили мы, старики, вместить разом не смогло бы никакое издание.
Я, например, «растекался по древу» перед юными слушателями чуть ли не четыре часа. А в итоге напечатано то, что вы только что прочитали.
Но тщеславие распирает. И так хочется поведать, хотя бы кратко, о том, что осталось за бортом. Извините, но, может и пригодится это кому-то.
Оппоненты – не студенты, разумеется, не раз одёргивали меня: «носишься со своей деревней, как дурак с «писаной торбой». «Чего тогда торчишь в Москве, езжай в свою берлогу».
Н-да… Пушкина тоже гнобили за русскость вельможи, прозападники, кричали даже: «Исписался Александр Сергеевич!».
Нет теперь моей родовой деревни (заросла лесом), по поводу которой говорил и говорю: «Ох, если бы жива была она, от которой впитал я великорусский говор, своеобразный, богатый великими смыслами, отливающий необыкновенными оттенками чувств и человеческой красоты, – я положил бы её ногам всё, что скопил приобрёл и что делал, уверен теперь, лишь бы только добиться признания её и одобрения. Её – и никого больше.
Многого захотел.
Для этого надо быть по крайней мере пророком. Но ведь нет пророка в своём отечестве («Святое писание») и стремится талант в Париж, чтобы блистать (Оноре де Бальзак).
Расул Гамзатов стал поэтом мира из-за «Журавлей». Но мало кто знает, что во всемирно известной песне пришлось изъять для этого несколько строф, которые подчёркивают принадлежность поэта не миру, а сугубо Дагестану, не всем народам, а – исключительно аварцам. Вот эти строфы: