Жильбер был немного выше Джефферсона, иначе говоря, невысок. Первое, что бросалось в глаза в его облике, – неизменно сияющая улыбка свина, счастливого до поросячьего визга. Джефферсону частенько думалось, что он никогда не встречал никого, столь же одаренного способностью радоваться жизни. Своего рода чемпион по солнечному настроению, которому даже тренироваться не надо, потому что он таким уродился.
– Что за цирк? – со смехом спросил Жильбер. – Только что около твоего дома меня сцапали три жандарма. Спросили, кто я такой, а когда я сказал…
– Погоди, – перебил его Джефферсон. – Сейчас все расскажу. Сначала дай-ка мне вот это.
– А, да. На, держи. Это мои. Штанины тебе будут длинноваты, ну ничего, подвернешь. Заметь, я ничего не спрашиваю и даже не улыбаюсь. Видишь хоть тень улыбки? То-то же.
Секунды три он сохранял серьезность, а потом расхохотался. Джефферсон пожал плечами.
– Я получил твою эсэмэску, но утром к тебе и не собирался, зубрил ПДД, – продолжал Жильбер, протягивая ему штаны, которые принес свернутыми под мышкой, и скромно отворачиваясь, чтобы Джефферсон мог переодеться. – А ты знал, что при круговом движении на площади надо обязательно держаться в правом ряду, если намереваешься…
Джефферсон вспомнил, что его другу с годами надоели уходящие из-под носа автобусы, вечно ломающиеся скутеры и пешая ходьба и ему втемяшилось получить водительские права – затея более чем дерзкая при его-то неуклюжести: вряд ли его можно было пустить за руль чего бы то ни было, кроме машинок в парке аттракционов.
– Прости, Жильбер, – перебил он, – я что-то не понял, при чем тут площадь… Жандармы у тебя забрали мобильник, так?
– Ну да, я им сказал, что я твой друг, а они, представляешь, как увидели, что я пишу эсэмэску, взяли и забрали его, гады! А потом сразу вернули, чтоб я назначил тебе встречу. Прямо так и приказали. Только я, не будь дурак, понял твою хитрость с шариками, да еще, чтоб тебя предупредить, нарочно навалял ошибок.
– Ты про запятые?
– Ну да. Ха, наставил их там и сям, как попало. Ладно, так чего им от тебя надо?
То, что ему предстояло сказать, было настолько чудовищно, что Джефферсон помедлил с ответом. Он застегнул на штанах последнюю пуговицу, свои забросил за куст и потянул друга за собой к замшелому поваленному стволу, на котором они и уселись.