Головкиной пришло в голову стянуть с кавалера парик – и мужчины вынуждены были обнаружить дурные прически или, хуже того, голые лысины… Когда же Ягужинский поднял тост за танцующих дам – все общество с особой охотой устремилось к столикам, уставленным серебряными чарками.
Во всех затеях особенно отличались два молодых человека: дородный, светловолосый, с тонким голосом князь Трубецкой Никита Юрьевич и товарищ его – рослый, черноволосый, с пылающими как уголь глазами – князь Иван Алексеевич Долгорукий, оба состоявшие в охране наследника престола Петра. Лихо выделывали они разные фигуры в польке, менуэте, контрдансе, щеголевато позвякивали шпорами и, как истинные шляхтичи, целовали ручки дамам.
Что за красочное, необычайное зрелище представляла голицынская зала с танцующими парами! Длинные и пышные наряды делали дам высокими, крупными, мужчины же в коротких камзолах казались мелковаты, но зато сколь ярки их одежды! Не было и не будет, должно, столетия, в которое бы мужчины ходили в костюмах, столь щедро расшитых диковинными узорами, цветами, колосьями, в белых и розовых чулках, в туфлях, украшенных драгоценными пряжками, в завитых, надушенных париках. Еще не вышли из употребления черные голландские парики, но уже многие красовались с белыми локонами. У Толстого, к примеру, парик был черный, в тон его маленьким черными усикам, а у Ягужинского – разделенный надвое и уходящий на спину пышный белый парик.
Какая изысканность в подборе цветов! Нежные, пастельные, серебристо-сиреневые, серо-голубые чередовались с теплыми желтыми и бледно-розовыми, и все это отливало бриллиантами, жемчугом, сапфирами…
Дамские юбки были подобны великолепным распустившимся цветам, а талии, затянутые в корсеты, – стеблям. Тонкие кружева обрамляли шею и руки; платья натянуты на каркас, или корзину из китового уса, носившую название «панье». А какие затейливые сооружения на головах! Подобные этаким архитектурным мезонинчикам из кружев, лент, стрекоз и бабочек, и они носили французское название – фонтанж.
Ах, как ценили люди того времени удовольствия! Они словно вырывались из узких теснин прошлых веков, из законов «Домостроя», впервые вкусив новые прелести, потянулись к европейскому изяществу. Научились одеваться со смыслом, ладно двигаться, на особый манер снимать шляпу, доставать табакерку.