– Ладно, слушай сюда и запоминай, что говорит тебе хола, про которого ты по недомыслию намекаешь, что он темный. Ежели обойтись двумя словами, то под надпространством понимается либо пространство каких-то следующих – не привычных нам трех – измерений, либо особое состояние, в котором вообще нет пространства в нашем понимании. Какую точку зрения принять, зависит от соответствующей научной школы. В первом случае считается, что сверхбыстрое перемещение звездолета обусловлено тем, что в высших пространственных измерениях скорости много выше, чем в обычных условиях. А во втором случае полагают, что звездолет посылает вперед свой квантовомеханический образ, а потом, материализуясь, вновь преобразовывает его в самого себя. Понял?
– Не издевайся над устамшим человеком, пожалуйста. Говоришь, посылает самого себя? Как барон Мюнхгаузен вытаскивал самого себя за волосы из болота? Ну-ну.
– Мюхазен? Нет такого баронства на Ремите. Ты не ошибся?
– Нет, не ошибся. Я имел в виду мифическую личность моего прошлого, выделяющуюся неудержимой фантазией.
Ник Улин доел свою кашу и, попивая травяной чай, то ли невозмутимо слушал разговор напарников, то ли витал мыслями невесть где.
– Ну что ты не понимаешь?
– Не понимаю, как может быть то, что ты говоришь. Не понимаю, как в пустоте – а космический вакуум это есть пустота, не так ли? – можно перемещаться нереактивным способом. Не понимаю, как на самом деле устроено надпространство, и почему это зависит от какой-то человеческой научной школы.
Хола явно был в затруднении. Ник Улин пришел ему на помощь.
– Как «на самом деле» устроен мир – не известно. То ли высшие пространственные измерения, то ли некая особость – какая разница, если сие невозможно непосредственно прочувствовать? Пишутся начальные соотношения, а потом начинаются математические преобразования и продолжаются до тех пор, пока не выводятся конечные формулы, проверяемые экспериментально. У двух научных теорий могут быть логически противоречивые друг другу исходные положения, а рекомендации и выводы одинаковыми.
– Не представляю, для чего это нужно и как такое безобразие можно терпеть.
– Еще и не то стерпишь, ежели иначе нельзя объяснить наблюдаемые факты. Вот простейший пример: аксиоматики геометрий Евклида и Лобачевского несовместны. В одной параллельные линии не пересекаются, во второй – пересекаются. Ну и что? Обе геометрии полезны. Одна хорошо работает на плоскости, другая – на внутренней поверхности сферы, например. При решении конкретной задачи допустимо привлекать математический аппарат как первой, так и второй теории.