– А вот и не совсем так, – гордо заявила Позднякова.
– И что же было? – не выдержала я, устав от этой клоунады. Умер человек, как-никак, а они тут спорят.
– Таксист не справился с управлением и съехал в кювет, задняя дверь, где сидел Радзинский, открылась, и он выпал из машины, – воодушевленно начала Марина, подкрепляя свой рассказ активной жестикуляцией, – он зацепился одной ногой за дерево и повис вниз головой. Так его и нашли. Поговаривают, что даже был жив, только когда пришла помощь, оказалось уже поздно.
– Какой ужас! – я поморщилась, живо представив эту страшную картину. Павел Аркадьевич не заслужил такой смерти.
Мы молча свернули к нашему корпусу. Стал накрапывать мелкий дождик, словно сама природа оплакивала старого профессора. Я поежилась от холода и все же спросила у Поздняковой, откуда она так осведомлена о кончине моего научрука.
– Сегодня я проходила мимо кабинета ректора и услышала разговор Серова с полицией.
– Услышала или подслушивала? – прищурилась Арина, недовольно глядя на Марину. – Может, все было не так страшно?
– Не хотите – не верьте, – обиженно надула губки Позднякова и, гордо развернувшись, постучала шпильками к кофейне.
Остаток пути до жилого корпуса мы шли молча, каждая погруженная в свои мысли. Меня не покидало ощущение того, что в трагедии с профессором Радзинским не все так просто. Его спонтанный отъезд и то волнение, с которым научрук прощался, не давали мне покоя. Я вновь вспомнила про таинственный конверт, поэтому, оказавшись у себя, сразу же его достала.
Не знаю, чего я там ожидала найти. Может, большое письмо с каким-то страшным признанием? Но там был лишь сложенный в четверо лист бумаги, развернув который я увидела копию книжной гравюры с изображением человека, висящего на дереве вниз головой. Тут же в памяти всплыли слова Марины о страшной смерти Павла Аркадьевича. Теперь я точно знала, что эта трагедия не просто несчастный случай.