Последнюю фразу Алексей Алексеевич проговорил не без гордости. Я ощущал себя маленьким недомерком, рядом с этим рослым человеком. Ему, пожалуй, ничего не стоило прихлопнуть меня огромной своей ладонью. Но в движениях его тем не менее чувствовалась какая-то неуверенность и угловатость.
– И что там оказалось? Скелет архитектора?
Алексей Алексеевич улыбнулся плоским лицом и пошевелил бровями.
– Удивительнее, намного удивительнее, – проговорил он загадочно. – Потом сами увидите.
Кое-где по тюремному двору разгуливали и грелись на солнышке предводительствуемые санитарами группки сумасшедших в пижамах.
Миновав двор, мы вошли в одно из зданий красного кирпича, поднялись на второй этаж. Двери на этажах все как одна были без ручек, и Алексей Алексеевич открывал их своей, которую постоянно держал в руке.
– Рассеянный стал, – признался он, проследив за моим взглядом. – Ручки часто теряю. А если она по случайности попадет к больному, неизвестно чего ожидать. Потом гоняйся за ним по всей больнице.
Открыв дверь кабинета, он пропустил меня вперед. Кабинет, как впрочем, и все здание вида был мрачного: тюремные решетки на окнах, напротив письменного стола привинченный к полу стул для буйных. Психиатр и указал мне на этот стул – больше мебели в кабинете не оказалось – сам же уселся за стол в кожаное офисное кресло.
– Чай, кофе?
Алексей Алексеевич кивнул на маленький столик с чайными принадлежностями. Я отказался.
– Ну что же, ну что же. – он блеснул на меня стеклами очков. – Читал я ваши книги. Ну, не все, конечно, не все. Но того, что прочитал, хватило.
– Для чего?
Я возвел глаза к потолку, закинул ногу на ногу и оперся локтем о спинку стула. Я всегда старался принять независимую позу, когда кто-нибудь собирался говорить о моих произведениях. Но здесь на стуле для буйных это оказалось непросто – локоть тут же соскользнул, и тело нелепо скривилось набок. Тут все было устроено для того, чтобы больной не чувствовал себя значительнее доктора, даже если считал себя Наполеоном, Сталиным или Иваном Грозным.
– Да, собственно говоря, для всего. И вот, что я вам скажу, бесценный Аркадий Семенович. Что скажу. – он на несколько секунд остановился, словно потеряв мысль, но потом продолжал, как будто и не выпадал из разговора. – А почему вы занимаетесь именно литературой? Ведь в наше время это не выгодное занятие – оно не несет ни денег, ни особенно известности.