«Но без геройства, орлы», – добавил он. Пилот пожал мою руку, надолго задержав её в своей руке. И тут же добавил: «Выходить до места сбора групп, который указан на карте, будете пешком, там вертолётная площадка, откуда вас заберут вертолётом. В каждой группе есть радист с переносной рацией, так что связь будете поддерживать и между собой, и с базой. Парашюты и всё лишнее придётся бросить, так как идти до места сбора будет далековато». Он не уточнил сколько, но я понял, что идти по тайге нам придётся не менее 100 километров. Вдруг по рации поступила команда на взлёт, и пилот Миша скомандовал первой группе парашютистов занять свои места в самолёте. Парашютисты нехотя встали с травы взлётного поля и выстроились в одну шеренгу, затем по Мишкиной команде повернулись направо и друг за другом, увешанные парашютами и рюкзаками, направились к самолёту. Рассевшись по своим местам в самолёте, парашютисты притихли, ожидая взлёта. Пилот Миша осмотрел парашютистов и остался ими доволен. Ребята были крепкие, выносливые и почти все служили в десанте, но на пожары летали только второй сезон. Да и между десантированием на поле и на горящую тайгу большая разница.
– Ну что, орлы, к подвигу все готовы? – спросил, улыбаясь, Мишка. И, не получив ответа, добавил: – Ну, если к подвигу все готовы, тогда летим совершать подвиг.
И, забросив ступеньку в самолёт, он закрыл входную дверь. Пилот Гриша завёл мотор, прогрел его и выехал на взлётно-посадочную полосу для взлёта, развернулся на ней и, добавив газ, с небольшой пробежки взлетел над полосой. Перелетев через Ангару, он направил самолёт на северо-восток, в сторону Якутии. Ещё на аэродроме я услышал, как пилот Гриша ругался с диспетчером, который предлагал сделать сегодня два вылета, то есть забросить ещё одну группу парашютистов хотя бы на ближний очаг. Но Гриша сказал, что лететь до последнего очага далеко – это почти до границы с Якутией. А это два часа полёта в один конец и назад столько же. Поэтому они не успеют сегодня забросить вторую группу парашютистов даже на ближний очаг. А сбрасывать их ночью опасно, хотя ночи и светлые в это время года, но всё равно прыгать на горящий лес опасно. Мы летели над тайгой уже около часа, но намёков на пожар не было, внизу под нами от самой Ангары проплывала голубая тайга. Я посмотрел через иллюминатор вниз на тайгу. Тайга шла на сотни километров во все стороны света. Вырубов сосновых боров тогда ещё не было, потому что в первую очередь их осваивали химлесхозы, подсачивая сосны по 5—7 лет и добывая из них живицу, сосновую смолу, которая в то время считалась стратегическим сырьём. И только после подсочки лес вырубался леспромхозами. Да и девать его некуда было, так как Усть-Илимский ЛПК только строился, а возить на Братский ЛПК было далеко – 250 км в один конец. Но возили и туда, только с тех делян, на которых уже отработали химлесхозы по 7 лет. Эти леспромхозы находились по трассе между Братском и ещё только строящимся Усть-Илимском, в посёлках Седаново и Эдучанка. Вот поэтому тайга внизу казалась голубой, а таёжные речки, впадающие в Ангару, выделялись на фоне голубой сосновой тайги темнохвойными деревьями, росшими по берегам речек. И каждый раз, поднимаясь на самолёте в небо, я любовался тайгой, потому что до Восточной Сибири я не видел такой тайги, так как родился и вырос в Семипалатинске, а там степь да пески кругом. Да и многие парашютисты тоже были из степных районов, поэтому они любовались тайгой не меньше меня, не отрываясь от иллюминаторов самолёта. А один парашютист был даже из Туркмении, так тот восхищался тайгой как ребёнок, показывая соседу пальцем вниз, и восхищённо стучал его по плечу рукой, а тот только улыбался, глядя в иллюминатор. И, когда ребята летали тушить тайгу, делали свою работу на совесть, часто рискуя жизнью. А иногда и погибали в огне пожара. Но через полтора часа полёта я заметил на горизонте сначала дым, а затем и огонь, поднимающийся высоко в небо. Полоса огня тянулась с северо-востока на юго-запад широкой полосой вдоль реки, которая брала начало в вершине водораздела.