– А при чем тут нос?
– А при том, что по преданию…
– То есть…
– Ну, никто не знает, правда этот или нет, он приказал себе выпилить часть носовой кости, чтобы иметь одинаковый обзор справа и слева.
– Вот ужас!
– Да, – согласилась бабушка, – но это показывает, как человек относился к делу. И пристально посмотрела на меня.
Наконец мы пришли в зал Боттичелли, бабушкиного любимца, в котором, казалось, меньше народу из-за его больших размеров.
– Посмотри, Ирочка, разве он не чудесный?
Чудесный – было любимым бабушкиным определением. Как я сейчас понимаю, это отражало ее отношение к миру, то есть его полное принятие и любование им. Мне эта бабушкина черта нравилась, но я ее долго не понимала, потому что у меня с мироприятием были проблемы. Не то, чтобы в моей юной жизни случились какие-то ужасные события, просто мир пугал и временами раздражал, жизнь впереди казалась выкроенной по схеме, я не видела в окружающем особой красоты, все казалось мне обычным и почти скучным. Для бабушки же окружающий мир был полн тайн и загадок, и даже в самом простом предмете она видела красоту: не раз во время наших совместных прогулок она застывала над каким-нибудь причудливым листком или восхищалась цветом и формой облаков. В особую радость приводило ее все живое – птицы, бабочки, белки, когда в первый раз в жизни она увидела колибри, я думала, что с ней случится от восторга сердечный приступ. Несмотря на то, что птичка давно улетела, она все стояла над цветущим кустиком и ждала ее возвращения. Я думаю, это было ее своеобразным уходом от сложной жизни, войны в юности, не то, чтобы она была оторвана от реальности, нет, но стремилась изо всех сил не видеть уродливое, убогое, это касалось и ее отношения к людям.
Я думаю теперь, что этому отношению во многом она научилась у своего любимого художника. Только радость, только свет, только красота и нежность, а ведь он жил в прекрасный, но в то же время и жестокий век. Ведь он же был свидетелем заговора Пацци, при нем проповедовал Савонарола и претерпел мученическую смерть, на него несколько раз писались доносы, и все это привело к тому, что в конце жизни светлый гений изменился, как и его картины, но пока…пока радостью и любовью к жизни, любовью вообще был наполнен каждый сантиметр картины, каждый цветок, каждый пальчик нимфы и каждый завиток волос.