Стеклянная любовь. Книга первая - страница 3

Шрифт
Интервал


Немедленно последовавший после обманчивой тишины страшный грохот, заложил большие чуткие уши деда и маленькие изящные ушки внучки плотными акустическими пробками. Мощная ударная волна, сокрушительным шквалом пролетевшая над полем, заставила вздрогнуть и окутаться снежными нимбами кладбищенские кресты и памятники.

– Что это было?! – неслышно прошептали рубиновые губки внучки.

– Эти бесы, внешне похожие на людей, но одетые в куртки из «чертовой кожи», взорвали Храм Божий вместе с героем-звонарем, который прямым ходом отправился на Небеса и моментально сделался Великомучеником. Судя по силе взрыва, они чересчур переборщили с зарядом и в половине сельских домов наверняка повылетали оконные стекла. Сволочи!… – с чувством добавил он и тяжко-тяжко вздохнул…

Спонтанный горький вздох Деда Мороза эфемерным облачком синеватого тумана улетел куда-то в сторону черного соснового бора, где смешался с тысячами себе подобных вздохов, охов и немых воплей неприкрытого человеческого отчаяния. Но отчаяние не случайно относится к числу Семи Смертных человеческих Грехов в православной конфессии, и, поэтому негоже было малодушно предаваться черному унынию одному из самых могучих и жизнерадостных христианских чудотворцев, и он поспешил добавить с совершенно иным выражением в голосе:

– Но это был не простой звонарь!

– А кто это был, дедушка?!

– Гоэй – херувим-воин из элитной когорты спецназа самого Архистратига Михаила! – Акапист сделал небольшую паузу, вызванную невольным секундным спазмом гортани и докончил начатую фразу, когда к этому представилась возможность: – И он, кажется, открыл нам Врата … – он вновь резко умолк, заметив внезапное изменения в интенсивности и цвете лунного света, заливавшего сельский погост на живописном пригорке, черный сосновый лес и бескрайнее заснеженное поле, разделявшее километровой пустынной прогалиной кладбищенскую горку и село, где дымились свежие развалины Храма.

– Какие Врата, дедушка?! Куда?!…

«… Героя-звонаря, на самом деле, звали никаким ни Гоэеем, а он носил вполне нормальные русские имя и фамилию: Никита Перегудов и последние четыре года верой и правдой служил при Провалихинском Православном Храме Архистратига Михаила в сане протодьякона. Он был глубоко и искренне «воцерквленным» человеком, и никакие происки «Врага рода человеческого», казалось бы, не смогли ему помешать сделаться в самом скором времени полным дьяконом и получить синоидальное назначение на высокий и ответственный пост Настоятеля Храма Архистратига Михаила в Провалихе. Но Враг затаился, максимально мобилизовался, исхитрился-извратился и превзошел самого себя, устроив роковой государственный переворот в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября тысяча девятьсот семнадцатого года. Жирная траурная черта в одночасье оказалась подведенной под судьбами миллионов светлых, добрых и хороших, ни в чем не повинных людей, проживавших на огромной территории бывшей Российской Империи, занимавшую, как известно, одну шестую часть суши земной. В это число автоматически угодил и протодьякон Никита Перегудов. К сожалению, в данном повествовании автором не изыскалась возможность подробно описать жизнь и душевное состояние Никиты после «Великого Октября» и приходится ограничиться лишь констатацией его героической гибели поздним вечером тридцать первого декабря тысяча девятьсот восемнадцатого года на колокольне, приговоренного местными большевиками к уничтожению, Храма Архистратига Михаила, Главнокомандующего Армией Света, от самого сотворения Мира противостоящей Армии Тьмы.