Но так «везло» не всем. Безумно худой парнишка из Машиной группы, Коля Нестеров, в круглых очках с веревочками на затылке, продержался два года. Пальто у него тоже не было, только одна курточка, явно перешитая из старого шевиотового пиджака с клетчатой кокеткой и такими же карманами. Работать по ночам на Сортировочной у него не было ни сил, ни подходящей одежды. Осенью и зимой он ходил постоянно простуженный, одно ухо у него было забинтовано из-за хронического отита. В группе его все жалели, хотели бы ему помочь, но как сделать это деликатно, никто не знал. Просить помощи в деканате тоже никто не сообразил. В стае шумных ребят-сокурсников Коля чувствовал какую-то свою «неполноценность», поэтому смущался, когда к нему обращались, избегал пустых разговоров и немного сторонился, чтобы «не навязывать» свое присутствие. Девочек он тоже обходил стороной, боясь пренебрежительного взгляда. Они, в свою очередь, не желая нечаянно обидеть каким-нибудь неловким словом или смешком, тоже «не замечали» его. Бедность и болезни не давали ему шансов встать на ноги.
Маша за него искренне переживала, но почему-то ей тоже ни разу не пришло в голову просто пригласить его к себе домой пообедать вместе, позаниматься – она тоже стеснялась. Если и мелькала у нее такая мысль, то была уверена – он не придет, подумает, что зовут из жалости. Теперь она думает, что могла и ошибаться. Он мог прийти и был бы хоть раз счастлив чьим-то вниманием к себе. Только однажды, заметив, что подошву единственных туфель-полуботинков он стал подвязывать тонким электрическим проводом, на переменке ребята из группы вдруг скинулись своими «обеденными» деньгами и купили ему ботинки. Покрасневший до ушей, смущенный Коля долго отказывался от подарка. В конце концов, общими усилиями его уговорили, и большая заслуга в этом была именно Германа. «А если ты мог бы кому-то помочь, разве… Ты должен быть здоров, чтобы дотянуть до диплома». Но спасти Колю им не удалось. Плохо одетый и всегда голодный, он продолжал мерзнуть, простуживаться и маяться с воспалением уха. Промучившись таким образом еще год или два, Коля вынужден был уехать домой, где вскоре умер от воспаления мозговых оболочек.
Откуда был сам Коля, из какого города, из какой семьи, Маша так и не узнала. Вспоминая о нем, Маша продолжала мучиться угрызениями совести, она не могла себе простить, что постеснялась вовремя протянуть ему руку помощи, принести ему папин старый свитер или папины ботинки. Папа бы понял и разрешил, а Колю она могла бы уговорить. Инфантильная дура или эгоистка? Теперь она нашла бы слова. Может быть, поэтому она так и не смогла забыть его лицо, его взгляд – глаза в глаза и его смущенную улыбку…