Свечу князь не потушил, и лег обратно в кровать, расположившись на спине. Он был уверен, что больше не заснет. Тени, отбрасываемые колеблющимся огоньком свечи, причудливо переплетались на потолке, и он, прямо как в детстве, когда во время болезни приходилось долго и неподвижно лежать в кровати, принялся бесцельно рассматривать их, воображая, что это чьи-то профили, силуэты, очертания диковинных деревьев и растений, встречающихся, пожалуй, только в джунглях… На сей раз темные узоры навевали воспоминания о недавних событиях.
… – И как же вас приняли в Сен-Жерменском предместье? – о Господи, разве эта женщина не может хоть пять минут помолчать… Ужасно хочется спать. Чувство досады и опустошенности – вот зачем он полез в эту авантюру, зачем устроил эту игру? Кому и что он хотел этим доказать?
– Довольно хорошо, – проронил он, прикрывая глаза. – Я бы сказал, даже чересчур хорошо.
– Вот как? Почему же чересчур? – графиня близко, и запах ее резковатых духов тоже близко, и она, как водится, запускает руку ему в волосы, тормошит их, требуя внимания.
В ответ Серж бесцеремонно зевает, что вызывает панику у его нынешней любовницы.
– Не смейте у меня тут заснуть! – высоким голосом произносит она. – Как я потом объясню ваше присутствие здесь? Слуг я отпустила, конечно, но к утру же вернутся… А нынче уже четвертый час утра. Четвертый, слышите!
Князь резко дернулся, что заставило Доротею ахнуть и убрать руку, встал в постели и быстро, по-походному, натянул на голову рубашку.
– Простите, но мне действительно нужно переночевать у себя, – сухо произнес он, расправившись с застежками кителя.
– Но вы мне так толком и не рассказали про Сен-Жермен…
– Завтра у вас soirée, – с улыбкой произнес Серж. – Вот тогда-то я вам все расскажу. И всем гостям, которые пожелают это выслушать.
Доротея ошеломленно смотрела на него. Запахнув обнаженные острые плечи в шаль, не глядя подхваченную ею с кресла, она подошла к нему и требовательно спросили:
– Но принц все же вас признал?
Серж только вздохнул. Эта дама, сразу же после свидания, оказавшегося весьма поспешным и суетливым, предваряемым ее неуместным сопротивлением и его чувством безмерной неловкости, принялась допрашивать его битый час. Сначала разговор шел в дружеском и сентиментальном ключе, а затем графиня Ливен перешла к делам светским и политическим. Даже тон ее поменялся на требовательный и жесткий. А Алекс Бенкендорф же его предупреждал…