Ткнув кнопку, я понял, что был прав – стряслось. Высоким, дрожащим от напряжения голосом, Яллу говорила будто бы куда-то вбок, а то и прикрывая рукой ларингофон:
– Пиши быстро, повторить не смогу. Отсчитываю три секунды: раз-миссисипи, два-миссисипи, три-миссисипи…
Я схватил стило и приготовился писать прямо на сенсорной поверхности стола. К моему удивлению, Яллу стала произносить группы цифр и букв, никак не связанные между собой. Шестизначные группы сыпались из динамика минут пять, не меньше, и я уже перелистнул третий экран, как вдруг, буквально на полуслове, Яллу прервалась, всхлипнув и передача закончилась. В некотором обалдении я смотрел на белиберду, которую мне продиктовало любимое солнышко, не сказал ни «здравствуй», ни «пока». И что это вообще такое? Стол возмущенно булькнул: его многочисленные попытки распознать рецепт, ни к чему не привели, и он желал знать – что делать с этим символьным винегретом. Да если б я сам знал!
Согнав информацию в инфоконтейнер, я позвонил отцу. Бати, как обычно, не было на связи: «безумный старец», вот уже лет двадцать горевший идеей обучить всех детей земли робототехнике, опять улетел куда-то на хакатон. Или буткемп. Или еще на какую-то встречу энтузиастов от мехатроники и робототехники. Иногда Пётр Аристархович, конечно, обращался ко мне за консультацией по семантике и нейролингвистике, но быстро скисал от объяснений, глядел в угол и тихо, но отчётливо сожалел о том, что сын пошёл не по его стопам.