Камера смердела страхом и болью. Въевшимися в гладкие плитки пола, в камень стен, в нержавейку слива, идущего от поддона под креслом к стоку. От стока смердело еще гуще.
Кресло, вмурованное посреди поддона, воняло въевшейся, вовек не отмоешь, кровью. Бурые пятна пятнали полопавшуюся и аккуратно зашитую и вытертую кожу. Ремни на подлокотниках и на подножке добавляли оставшуюся навсегда густую ноту горячечного пота.
– Чаю хочешь? – поинтересовался Горпагон. – Не?
Человек в кресле сплюнул. Просто слюной, еще не красной. Или уже не красной, какая разница. Зуб не вылетел с плевком и то хорошо. Чай… от чая он бы не отказался, чего уж там. Да еще если бы тот сладкий…
– Хочет… – Горгона кивнула за него. – Распорядись, побалуем подопечного.
Интересно, кто им подбирал такие «мирские» имена-прозвища? Кто другой и повторить бы не смог. Человек в кресле таким умением мог похвастаться. На интеллект жаловаться не приходилось, как и на память. Интересовало одно: Горпагон из-за жадности? Или просто Горгона была первой и ему пришлось подыскивать что-то схожее?
Она села напротив, поставив стул спинкой вперед, оседлав его и положив руки на спинку. Ну, конечно, это же придает такой значимости во время допроса. Красивая сучка. Тут врать самому себе не приходилось.
Черные волосы, до плеч, прямые. Черные-черные, как вороново крыло. Колкие карие глаза, смотрящие кончиками игл, вгоняемых под ногти. Узкие губы вытянутого и чуть кривоватого рта. Бледные, почти неотличимые от кожи лица. Но и они нравились… было в них что эдакое… навевающее мысли о полной сдаче греху похоти. Тоненькая, в талии ладонями обхватить легко. Подвижная, гибкая, с дергаными ртутными движениями.
Вот такая выпала дознавательница КВБ. И не знаешь, плакать или радоваться. Женскую красоту он ценил.
– Храбрый ты человек… – протянула Горгона. – Или дурак?
Он пожал плечами. Какой смысл отвечать? Ей хочется совсем других ответов. Тех, что ему говорить совершенно не хочется.
Света в камере хватало. Здесь электричества не жалели, здесь электричество не только светило. Здесь оно еще и причиняло боль. Но пока до него еще не добрались. Пока.
Сапоги Горгоне стачал хороший сапожник. Талантливый, рукастый и не чуравшийся красоты. Блеск гладкого, в еле заметные складки, голенища чуть ли не слепил. Надо полагать, чистили их с вечера, а глянец наводили поутру. И уж точно не сама женщина. Денщик, да-да. Этих в последнее время стало все больше и больше.