– Двадцать четвертое сентября… – прочитав написанное, Дорогин прикрыл дату рукой, на его лице появилась горькая зловещая улыбка. – Двадцать четвертое сентября, – пробормотал он, шевеля побледневшими губами. – Двадцать четвертое сентября, – вновь прошептали губы. – Послушай, – обратился он к бармену, – какое сегодня число?
– Число? – ухмыльнулся бармен. – Ты что, не знаешь?
Дорогин пожал плечами, продолжая пристально смотреть в маслянистые глаза бармена, несколько более женственные, чем следовало бы, поблескивающие из-под темных бровей, окаймленные длинными ресницами.
– Не знаю, – покачал Дорогин головой.
– Двадцать третье сентября. Может, тебе и год подсказать?
– Год? – переспросил Дорогин все тем же отсутствующим голосом.
– Ну да. Какой сейчас год, ты хоть знаешь?
– Год… – выдавил из себя Сергей.
– Тысяча девятьсот девяносто пятый, – весело сообщил бармен. – А какой день недели, знаешь?
– Мне все равно какой сегодня день недели.
– Так говорят те, кто нигде не работает.
«Завтра у меня должен быть день рождения. День рождения. День рождения. Я всегда радовался этому событию, радовался, как ребенок. Особенно в детстве, когда жил с отцом и матерью, само напоминание о том, что через неделю, через две, через день наступает мой день рождения, приводило меня в неописуемый восторг. Так было и потом, когда я стал школьником, а затем студентом. Да, я радовался этому празднику, а сейчас мне хочется скрежетать зубами лишь потому, что случайно вспомнил о нем».
Сергей резко захлопнул паспорт, небрежно сунул его в карман куртки.
– Спасибо тебе, – бросил он бармену, – спасибо.
– За что?
– За все спасибо.
– Не за что.
– Есть за что.
Бармен пожал плечами, продолжая вытирать идеально чистый бокал.
А Дорогин слез с высокого, ставшего неудобным, табурета, заспешил к двери.
«Это завтра мне будет тридцать семь лет. Тридцать семь лет!»
Почему-то он вспомнил, что именно в этом возрасте был застрелен на дуэли Пушкин.
«Христа распяли еще раньше – в тридцать три. Этот рубеж я миновал. В тридцать три я еще был счастливым человеком, а вот в тридцать семь…»
– В тридцать семь, в тридцать семь. – бормотал Дорогин, бредя по улице, не обращая внимания на прохожих, на сигналящие автомобили.
Он вытаскивал из пачки сигарету за сигаретой, прикуривал их одну от другой, брел по городу.