Прапорщик милиции закурил и только потом открыл форточку:
– У меня ребятишек трое, и внучка одна, и все при мне, и жена дома борщи варит, а у вас ещё никого нет…
– Я женат, – напомнил Олег. – И дочка растёт.
– Ага, – согласился водитель и упрямо продолжил. – Год всего, а, значит, не считается. Так что мне переживать нечего, жизнь не зря прожил. Теперь вы так смогите. А то взяли моду, один в школе милиции учится и другой лыжи туда же навострил, а рулить на этих корытах, наряды возить, не кому. Уйду вот на пенсию, посмотрю на вас, как запоёте, кто вас катать туда – сюда будет…
– Тебя не поймешь, – усмехнулся Рассказов. – То стажёра в клочья готов порвать, что машину драндулетом называет, то сам её ведром кличешь, корытом. И ты по старости лет забыл, машину эту получил три года назад, на площади у мэрии в день милиции, как один из лучших водителей отдела…
– Зато на той, что раньше была, больше пятнадцати оттарабанил честно, и не ныл, – философски протянул водитель. – Я так скажу, сопляки. Стажёр – это одно, а я – другое. Он без году неделя на службе, и, может, двух дней ещё не протянет. А я за рулем с того дня, когда он не родился ещё, а ты, Олег, мамкину сиську наяривал. Мне ругать можно, вам – нет. Это как про жену, сам ругаю, но пусть хоть кто про неё вякнет, задавлю…
– Короче, всё понятно с вашей потенцией, товарищ прапорщик, – опять расхохотался Киреев. – Коли к тачке, как к жене…
– Цыц, зелень, – водитель обернулся к стажёру и посмотрел в готовности испепелить одним взглядом, да помешал неприятно режущий слух треск радиостанции.
– Двести седьмой! Я – Центр! – напомнил о своём существовании далекий невидимый оперативный дежурный.
Осетин, о национальности которого никто бы и не догадался, не говори он об этом сам и без малейшего акцента. Ему в дежурке было хорошо, сухо и тепло, как на родине его дедов. Телевизор рядом и чайник с холодильником, а ещё кровать в комнате отдыха стояла. Но бойцов мобильного экипажа он, не задумываясь, выгонит на мороз. Вон как надрывается.
– Двести седьмой! Ответь Центру!
– На приёме, – нехотя ответил Олег, поднеся микрофон к губам.
– Почему сразу не отвечаешь? Где находишься?
– Революции, пять, – нехотя ответил Олег и, пытаясь прогнать из засыпающего мозга отчаянно свербящие мысли: «Нет! Нет же! Утро! Конец смены скоро»!