Я снова и снова смотрю на экран мобильного телефона. В нерешительности то достаю, то убираю его в карман куртки. Снимаю блокировку, провожу большим пальцем по быстрому набору. Листаю вверх вниз и без того совсем не длинный список телефонных номеров. Останавливаюсь на середине. Замираю. Тереблю края своего уже купленного в один конец – бумажного билета. От людей, снующих по всему залу аэропорта, в ушах стоит невыносимый гул. Голоса, стук каблуков по скользящему паркету, шуршащие пакеты и перелистывающиеся газетные листы. Голова раскалывается от нескончаемого потока раздражающих звуков, и я полностью погружена в этот сумбурный аэропортный транс.
От неожиданной вибрации собственного телефона я чуть не получила сердечный удар. Оцепенение спало, и сознание медленно начало заползать назад в мое тело. Мобильный разрывался припевом песни Ани Седаковой «Самый лучший». Проходящие мимо люди начали оглядываться на меня в некоем недоумении. А я… Просто смотрела на экран телефона, с которого на заставке абонента мне улыбался уже не совсем молодой, но чертовски привлекательный мужчина тридцати девяти лет. Мужчина, браком с которым были недовольны оба мои родителя. Мама твердила, что разница в возрасте в тринадцать лет – непоправимая глупость. Что я слишком молода (и судя по всему, что делаю, ещё и глупа) и неопытна, чтобы понять о том, что такая возрастная пропасть не сулит мне ничего хорошего в будущем. Да и само число тринадцать – не зря прозвали чертовой дюжиной и проклятым соединением двух чисел. Папа против разницы в возрасте особо ничего не имел, но разное вероисповедание дочери и потенциального зятя отметил сразу. И занял весьма непреклонную позицию относительно этих существенных, по его мнению, различий. Целых два года я убеждала и приводила родителям в пример аргументы своей счастливой жизни. Наконец, поняв, что сбить меня с выбранного мужчины у них не получиться, они приняли моего избранника в семью и дали согласие на наш союз.
А сегодня, спустя два с половиной года совместной, полной идиллии жизни с мужчиной моей мечты, я вынуждена была покинуть его. Ни мужества, ни сил сказать ему об этом у меня не хватало. Подступившие слёзы рвались вырваться наружу. Мягкий женский тембр объявил о посадке на мой рейс.
Я не смогу. Выключаю телефон. Выбрасываю его в ближайшую урну. Господи, мой любимый Дракоша…