В браке Оля не нашла ничего привлекательного. Страсть, с которой Лакмусов отдавался своим маркам – маленьким, ничтожным клочкам бумаги, измазанных клеем, в конце концов, вызывала лишь отвращение.
Не прошло и месяца, как Оля поняла, что живёт с законченным занудой, человеком, внутри которого плещется клей канцелярский.
Поняв, что обманута, осознав, что она в ловушке, Оля бросила всё, что её связывало с этим человеком, и в один день покинула его дом. Никто не мог найти её – ни родители, ни милиция. Сначала даже подозревали в злом умысле самого Лакмусова, отчего тот чуть было не рехнулся. Ведь он любил её больше своей бессмысленной жизни!
Филателист опустился, часто грустил. Ему казалось, что без Оли он сходит с ума. С утра до ночи перекладывал свои марки из кляссера в кляссер, но они уже не доставляли ему ни радости, ни удовлетворения, понятного только избранным.
И вот однажды с Мальты пришла красивая открытка с видами Сент-Джулианса. На обратной стороне Оля коротко сообщала, что теперь она по-настоящему счастлива. Встретила хорошего человека, которого полюбила. Просила простить и забыть навсегда. Свой адрес она, разумеется, не написала.
– Всё равно я найду её, и она снова будет моей! – сквозь зубы процедил Лакмусов и на автомате принялся разглядывать открытку.
Через минуту он бросился за своей лупой. Так и есть! В углу была наклеена чрезвычайно редкая марка, которую Лакмусов безуспешно искал долгие годы.
И он тоже стал по-настоящему счастлив.
Был выходной. Егоркин взял напрокат серый «Лендровер» и повёз Даниэлу кататься по острову. День был солнечным и светлым, магнитные бури, терзавшие Мальту накануне, утихли. Прекрасное время для автомобильной прогулки, что бы вы там ни говорили!
Они с ветерком промчались по самым живописным местам. Ангел-хранитель арендованной машины скользил рядом, и поездка прошла без каких-либо эксцессов.
Когда стало смеркаться, Максим остановился возле придорожного ресторанчика и повернулся к Дани:
– Хочешь, поужинаем, и я куплю тебе выпить?
Даниэла благодарно кивнула.
– «Твои глаза блестят, как две оливки в бокале моего мартини», – влюблённо пропел ей Максим.
Потом он спел ей всю песню от начала до конца, но оставалось что-то ещё, чего никак нельзя было выразить в словах. Как всегда, что-то важное осталось за кадром.