Кхамоло наблюдал за приключениями сына издали года полтора, а потом, решив, что его отпрыск для своих лет вольной жизни достаточно хлебнул, настиг цирк где-то уже на границе с Венгрией и властью отцовской забрал сына. Кало просил оставить его с циркачами, и хозяин цирка уговаривал, мол, из парнишки выйдет толк, будет хорошо зарабатывать, но отец сказал: «Была б твоя мать цыганкой, я бы не против. А кто твоя мать, помнишь? Ни о ней не подумал, ни о том, чью фамилию носишь! Как они переживают, не догадываешься?» И сын подчинился. Поскольку документы из Московского училища у Николая были положительные, его приняли в такое же коммерческое училище, но уже в северной столице.
Более года, что пропадал Николай, генерал-лейтенант Целищев провёл в волнении, а Прасковья Евдокимовна успокаивала, заверяя, что всё образуется. Когда, наконец, от Анастасии пришло письмо, что Кхамоло со старшим сыном уже в Петербурге, и что Александр Петрович Лапин хлопочет о зачислении Николая в столичное училище, Павел Анисимович поначалу даже засобирался в дорогу. Сказал, хочет надрать внука за уши как следует, чтобы не смел фамилию позорить. Однако провёл пару дней в раздумье и понял, что не сможет: сердце стало сбои давать, а вдруг в дороге откажет? Зато Прасковья Евдокимовна написала внуку и, не щадя его, от души выложила всё, что собирался генерал сказать. Сообщила и о том, что здоровье у деда из-за переживаний пошатнулось, чтобы Николай думал о родных, прежде чем новые подвиги совершать.
Юных кадет редко выпускали в город. Они часто маршировали по его улицам, но отпускные дни выпадали редко. И среди старших считалось особым удальством сбежать ночью из казармы, пройтись по столице без надзора – хоть раз за время учёбы воспитанник из корпуса должен был выйти самостоятельно. Выходить через ворота было делом бесполезным – там стояли часовые, и ребята вылезали в окно либо через стену за парком. На подобные прогулки выходили нечасто: кадеты были загружены учёбой, «фронтом» и уставали сильно.
Самыми шумными гулянками в Петербурге славились гусары и студенты. Офицеры посещали дорогие ресторации, а студенты – кондитерские, кухмистерские, дешёвые трактиры, в коих им и в долг могли налить. Хозяин трактира не сильно рисковал, потому что университет по закону за неплатёжеспособного студента гасил долг до 10 рублей.