Все они окружили смеявшегося Кмицица и запели заздравную песню, причем Кокосинский передал Кмицицу кувшин с вином, а Зенд подал ему бокал.
Выпей же с нами, наш хозяин милый, Дай Бог, чтоб с нами пил ты до могилы!..
Кмициц поднял вверх кувшин и воскликнул:
– За здоровье моей возлюбленной!
Товарищи ответили ему на это таким громким «виват», что стекла задрожали в свинцовых рамах.
– Виват! Пройдет время траура, будет свадьба. При этом посыпались со всех сторон вопросы:
– Какова она? Ендрек, очень она хороша? Такая ли, как ты себе представлял? Найдется ли другая такая же в Орше?
– В Орше, – воскликнул Кмициц, – наши девушки годятся только для того, чтобы ими трубы затыкать. Черт побери! Нет другой такой на свете.
– Такой мы тебе и желаем! – ответил Раницкий. – Когда же свадьба?
– Когда окончится траур.
– Глупости все это – какой там траур. Дети ведь не черными рождаются, а белыми.
– Если будет свадьба, то не будет траура! Правда, Ендрек?
– Верно, Ендрек! – закричали все.
– Верно, ваши будущие дети с нетерпением ждут своего появления на земле, – воскликнул Кокосинский.
– Не заставляй их томиться, несчастных!
– Панове, – пропищал Рекуц Лелива, – выпьем на свадьбе на славу!
– Милые мои овечки, – ответил Кмициц, – оставьте меня в покое, или, проще говоря, убирайтесь к черту, дайте мне осмотреться в моем новом доме!
– Успеешь, – ответил Углик, – завтра сделаешь это, а теперь садись скорее за стол, – там остались еще два полных ковша.
– Мы уже без тебя все здесь осмотрели. Твой Любич – золотое дно, – прибавил Раницкий.
– Лошади на конюшне прекрасные: есть пара гусарских, пара жмудских, пара калмыцких, – словом, всего по паре, как глаз во лбу. Остальных мы увидим завтра.
При этом Зенд заржал по-лошадиному, и все удивлялись его способности и смеялись.
– Значит, здесь все в порядке? – спросил обрадованный Кмициц.
– И погреб не дурен, – пропищал Рекуц, – бочонки и заплесневелые бутылки стоят рядами, точно солдаты.
– Ну слава богу! Панове, садитесь за стол.
– За стол, за стол!
Но едва они уселись и наполнили бокалы, как Раницкий опять вскочил:
– Здоровье подкомория Биллевича!
– Болван! – возразил Кмициц. – Кто же пьет за здоровье покойника?
– Болван, – повторили другие, – здоровье хозяина.
– Ваше здоровье!
– Дай Бог, чтобы нам жилось хорошо в этом доме.
Кмициц окинул глазами столовую и на почерневшей от старости стене увидел ряд устремленных на него суровых глаз. Глаза эти смотрели со старых портретов, висевших всего на два аршина от пола, да и сама комната была очень низка. Над портретами висел целый ряд оленьих, лосьих и зубровых голов, украшенных могучими рогами. Некоторые уже почернели, по-видимому, от старости, другие сверкали белизной. Ими были украшены все четыре стены.