– Живая, – буркнула я, усаживаясь в
сугробе на пятую точку и потирая место ушиба.
От паникующего Рау мне снова было не
по себе. Этот молодой форкош своей странной реакцией на всё подряд
заставлял чувствовать меня злобной стервой. Я ведь уверена, что
веду себя правильно, а как только он появляется – начинаю думать,
что совеем всё неверно.
Вот ведь, он вроде как помог мне
сбежать, согласился, а мне почему-то за это стыдно. Может, потому
что я как бы воспользовалась своим положением? Но ведь он сам
предложил!
«Держись! Я сейчас позову Головешку!»
– выдал он, не поверив в то, что со мной всё нормально, и готовый
сорваться с места обратно к терему.
«Эй, нет! Не надо!» – испугавшись,
тут же мысленно заголосила я. А заодно и руками замотала. «Цела я,
цела! Не надо никого звать, помоги подняться лучше».
Только я попросила, как тут же
оказалась в воздухе на добрых полметра над землёй, причём как была
полусидя. Надо думать, что если бы я лежала, а не сидела, он бы
меня так плашмя и приподнял. Феноменальное послушание. А взгляд
какой чистый, незамутненный, доверчивый, ну чисто дитя невинное,
только с клыками и в два раза больше меня.
«А ты не мог бы меня поставить?» –
поглазев по сторонам, попросила я.
Чёрт! Полегче! Я чуть не
переломилась, когда он меня, как игрушку, крутанул. Чёртяка!
«Ты точно не пострадала?» –
внимательно приглядываясь ко мне, вновь спросил форкош, опять же
старательно заглядывая в глаза, пока я всячески пыталась
отряхнуться от снега.
«Конечно. Из-за такой ерунды я не
умру. Не такая я уж и хрупкая», – возмутилась я.
Что это ещё разговоры про хрупкость.
Да я в деревне ребёнком бабушке воду из колонки таскать помогала и
не обломилась. Я ж это… И в баню горящую войду и коня на скаку!..
А, нет, коня вряд ли, тем более, их тут нет. Но всё равно ого-го. А
баню… Ну, зачем же ей гореть, там и так жарко, что не всякий
выдержит.
«Ты не можешь знать. Прошло столько
сотен лет. Я не хочу, чтобы ты умерла, Хозяйка», – не поверил Рау,
продолжая переминаться рядом и осторожно принюхиваться.
«Я и не стану! Вот ещё!» –
возмутилась я.
Рано ты меня хоронишь, рано. Меня вон
сколько мариновало непонятно в каком времени, прежде чем тут
выкинуть, и ничего, живая, бегаю, влюбляюсь.
«Тогда?.. Сядешь на меня снова?» –
по-детски невинно удивился Рау.