Да, я вас честно предупредила. Или хотя бы дала намек на то, что вас там ждет. Представьте себе любой запомнившийся фильм и поместите себя (и меня тоже) в него. Вот, моя рука тянется к вам, вы берете ее с дрожью и идете вперед, в темный лес… Страшно? А как же еще? Я немного попугаю вас, но обещаю: есть надежда, что в этом лесу когда-то появится свет. Правда, пока в нем тьма кромешная.
И я забыла представиться: меня зовут Анна. Просто Анна. Что еще сказать о себе? Мне скоро тридцать, и я считаю себя «довольно привлекательной молодой женщиной». Не слишком уверенной в себе, но все же. Остальное вы узнаете в процессе нашего с вами путешествия.
У Анны последний рабочий день
Итак, последний рабочий день закончен, клетка открыта, и я, вольная пташка, выпархиваю из нее. Но во мне нет той радости, которая обуревала меня всего полчаса назад. Предвкушение свободы почему-то сменилось тягостным чувством. И все же я стараюсь вести себя сообразно тому настроению, которое должно быть у того, кто уволился и кто больше не нуждается в работе, в заработке…
Вот я «весело», как можно беззаботнее, спускаюсь в метро, иду по унылым коридорам ― маршрут мне знаком настолько, что я могла бы безошибочно пройти по нему с завязанными глазами. Но сегодня я несколько раз путаюсь, пропускаю «свои» переходы, задеваю людей и не извиняюсь, не могу сказать ни слова, как будто ком в горле застрял. В ответ они тоже толкаются и шипят что-то злобное вслед. Я не могу разобрать ни одного слова, только слышу угрожающее шипение. Мне кажется, что, если я оглянусь, то увижу настоящих змей, кобр, раздувающих свои капюшоны. Я содрогаюсь и прибавляю шагу.
Проходя по переходам и стоя в вагоне, я вижу тех просящих о помощи несчастных, которых вы тоже видите каждый день. Картина, к которой я и вы давно привыкли. Они ― неизменный фон моих и ваших перемещений по подземному миру, по московскому метро, по этому урбаническому царству Аида. Я давно стараюсь не жалеть их ― да-да, я хорошо усвоила, что «жалость раздражает, оскорбляет и унижает». Но чего же тогда им всем здесь надо, как не жалости? Денег? Боюсь, не только. Сочувствия? Именно. Я не жалею их, но сочувствую им. Это разные вещи. И, хоть они вызывают в моей душе особенную боль в этот день, я не подаю милостыни ни одному из них. Потому что я в полной прострации. Не могу протянуть руку с мелочью, как делаю это почти всякий раз, когда встречаю их.