– Размозжи его – мерзкого, недостойного твоего чувства, – разрешил я моей Пристипоме в ответ на её вопросительный взгляд. – А после нахами мне как-нибудь поизящней. Ведь из ваших уст хула – как похвала.
Так говорил я, но не любил я, но не любил я её!
– Вы не любите меня, Глюков, – проинтуичила Пристипома, – и мне суждено пожизненно оставаться девицею.
– Я полюбил бы лишь такую, что изнутри целиком походила бы на меня, была бы такой же умной, великодушной, смелой, слегка авантюрной, где-то даже (местами) гениальной, впрочем, что я перечисляю – всё это перед тобой. Готов биться в истерике, что более живописной картинки тебе ещё не показывали, – выпалил я и приготовился забиться в истерике.
– Зачем мне жить теперь – пожизненно в девицах, лишь одному ведь тебе, такому мудрому, красивому, тонкому, благородному, крупночленному могла я поверить тайны своего девичьего организьмуса, – хихикнула Пристипома.
Я хихикнул в ответ, чтоб хоть как-то поддержать свою даму, изнемогавшую от страданий.
– Никто, никто не желал посягнуть на мою невинность, – продолжила Пристипома после минутного замешательства, кося лиловым глазом. – Вы – судя по вашим морщинам – многое в жизни повидали и, наверное, встречали таких, как я когда-то – джинсовая юбка до колен, свисающая с бесформенной задницы, белые толстые рыхлые ноги, измождённое собственной несуразностью лицо, коротко стриженые торчком стоящие волосы – типичный неказистый побег малосолнечного Нечерноземья.
– Ты и сейчас такая, если не хуже, – снова выпалил я и осёкся.
Пристипома залилась, однако, слезами счастья:
– Милый, – шептала она, – о, милый, ещё никто не был со мною так ласков!
– Я ещё и не такое могу, – честно предупредил я.
В местах появления Аркаши нередко возникали стихийные волнения.
– Он мой! – вопила очередная соискательница Аркашиного внимания.
– Нет, мой! – неистово возражала ей соперница и вцеплялась в шевелюру конкурентки.
Аркаша решительно, порою даже жёстко, пресекал подобные проявления обожания, хотя не видел в них ничего противоестественного.
И в каждом доме мог найти Аркаша стол и кров, и в каждом почти имел и жену, и брата.
– Я – вундеркинд земли русской, а вундеркиндом какой земли являетесь вы? – спрашивал обычно Аркаша знакомых и незнакомых.
Не получив вразумительного ответа, Аркаша сокрушённо вздыхал, качал головою, но вниманием собеседника не оставлял и разговора не прерывал.