Тиберия, уже подсевшего на иглу императорской власти, но всё ещё продолжавшего игру в поддавки со своими сторонниками и в кошки-мышки со своими противниками (он всё тянул с согласием возглавить империю), не могли не беспокоить победы Германика: юный племянник, любимый и в войсках, и в плебсе, и в сенате, тревожил его теперь больше, чем вся бунтующая Германия со всеми её Арминиями.
И он отозвал Германика в Рим, подальше от преданных племяннику легионов. Дабы смягчить отставку, Германику был устроен триумф с размахом, ещё не виданным в Риме – судя по воодушевлению его участников. За колесницами с триумфатором и его семьёй, за телегами, набитыми трофеями, под восторженные вопли толпы шли колонны пленных германцев и впереди всех – Туснельда.
Рядом с Туснельдой семенил младенец – её сын Тумелик. Младенец улыбался: ему нравился праздник.
«Аркаше Россиянику от Цезаря Германика» было написано на ленте, которая спускалась с левого плеча Туснельды на правое её бедро.
– Я угодил тебе с подарком, Аркаша? – спросил сияющий Германик, когда триумф завершился.
– Спасибо за меткость, ты попал в точку, – ответил Аркаша, он был тронут, но немного смущён. – Я могу забрать их?
– Можешь забрать, можешь оставить, тогда мои люди продадут их и вырученное доставят тебе.
– Я лучше заберу их, – поспешно сказал Аркаша.
– А я бы тоже так поступил, – понимающе усмехнулся Германик.
– Ты похожа на сестру, – сообщил Аркаша, отведя Туснельду с сыном к себе. – С чего бы это, как думаешь?
Туснельда молча улыбалась.
– Ты такая же аппетитная, только грустная – но от этого ещё более аппетитная.
Туснельда молча улыбалась.
– У тебя аппетитная попка, хоть в этом балахоне её не просто прочувствовать.
Туснельда молча улыбалась.
– У тебя аппетитные ножки, должно быть, они устали с дорожки.
Туснельда молча улыбалась.
– У тебя аппетитные щёчки, правда, слегка запылённые.
Туснельда молча улыбалась.
– Ну, блин, скажи же хоть что-нибудь, – не выдержал Аркаша.
– Хоть что-нибудь, – повторила Туснельда.
– Сбрендила что ли? – догадался Аркаша.
– Сбрендила, – подтвердила Туснельда.
– Придётся тебя лечить. Как тебя лечить, добротой или злобой?
– Добротой или злобой, – откликнулась Туснельда.
– Хорошо, я тебя вылечу – я вылечу тебя любовью.
И он полюбил её. И она полюбила его – так ему показалось. И они любили друг друга до самой смерти (как ему представлялось), но так и не поженились – она была замужем.