И вот я в колонне красных, и замысел мой чёрен, и мысли мои краснеют от адской своей черноты.
– Каждому вору – по фонарю! – дружно кричу я.
– Каждому вору – по фонарю! – поддерживает меня сотня глоток.
– Как зовут тебя, хороший человек? – спрашивают меня.
– Иудушка, Гапонов, – отвечаю я без запинки.
– Держи пять, – суют они мне отовсюду свои заскорузлые пять, шесть, четыре, три, два, один. – Гапонычем будешь, – сообщают они мне, пока я терпеливо пожимаю их пять, шесть, четыре, три, два, один.
– Буду, ещё как буду, – обещаю я.
Наши души уродливы, как уродливы наши тела – но такими нас сделала ты, Власть, мигалочными кортежами проносящаяся мимо нас уже который десяток лет.
– Из «Мерседеса» – да на столб! – дружно кричу я.
– Из «Мерседеса» – да на столб! – повторяет за мной сотня глоток.
– Слышь, Гапоныч, – говорят мне, – ты давай, ты – молодой, головастый, хороший – ты продвигайся вперёд, к Витюше, будешь ему заместо помощника.
Мы идём вдоль границы ботанического сада МГУ, выполняя Витюшину, очевидно, команду «Левое плечо вперёд!» (хотя у настоящего сермолиста любое плечо – левое). Так, вероятно, и будем ходить по кругу, пока кто-нибудь не обратит на нас внимания, или какой-нибудь особо древний товарищ не выпадет из рядов по естественным, как говорится, причинам.
Меня продвигают вперёд, и я вижу Витюшу в красной кожаной куртке. Витюша оборачивается, его лицо мне знакомо – оно мелькало на телеэкранах. Витюша настороженно смотрит на меня. Он – гуру, он – вожак стаи, он – главный самец всех этих полоумных старух. Соперник ему ни к чему. Физиономия его премерзка – это, конечно, ему в плюс, однако, и я не лучше.
Рассеять опасения сограждан по данному – деторожденческому – вопросу, а также ряду других, менее значимых вопросов, должно было Аркашино интервью одному из центральных российских телеканалов. Телевидение всегда уважало Аркашу:
– Здравствуйте, уважаемые телезрители, здравствуйте, Аркаша! – говорило оно обычно.
Выйдя из дома, чтобы ехать в Остан-Кино, Аркаша снова увидел Павла.
– А где же новый плакат? – поддел его Аркаша. – Не поспеваешь намалёвывать?
– Да, прости, не успел, – согласился Павел, и его красные от ночного боренья глаза сверкнули малиновым светом. – Я работал в ночную, я точил гайки. Я работал, ночью, теперь вот заступил на общественную вахту – но другие-то не работают! Скажи им на всю страну – так же нельзя: на одного меня с сошкой – семеро с ложкой!