После окончания записи мой приятель прослушал ее и стер некоторые моменты. На месте стертых частей я поставил вот такие знаки: […].Запись нашей беседы получилась отличного качества, и я гарантирую, что при составлении транскрипции не упустил ни одного слова, свидетельствую, что ничего не добавил от себя, ничего не убрал. Единственное творчество, проявленное мной при составлении транскрипции, – это знаки препинания. Я четыре раза проверил соответствие аудиозаписи и получившегося текста, и свидетельствую об их полной аутентичности. После завершения написания транскрипции я, как обещал, стер аудиозапись.
Далее, следуя инструкциям моего приятеля, я прекращаю изложение от своего лица и предлагаю Вашему вниманию транскрипцию нашего дальнейшего разговора.
ТРАНСКРИПЦИЯ
Я: – Прошу вас.
Он: – Отлично! Спасибо… Мгм… Вы, мой дорогой приятель, стали просто непревзойденным мастером в приготовлении чая. Это я вам авторитетно заявляю.
Я: – Спасибо. Очень лестно.
Он: – Ну что вы… Какая лесть? Это простая констатация факта. Чай действительно чудо, как хорош. Мгм… Итак, диктофон включен. Перейдем собственно к делу, за которым я здесь. С вашего позволения, я еще раз начну с самого начала. Вы не против?
Я: – Не против. Вам виднее, с чего начинать.
Он: – Да… Ну что ж, извольте… Как я уже говорил, родился я в одна тысяча восемьсот тридцать пятом году. История моего детства и юности к делу отношения не имеют, поэтому позволю себе эту историю опустить. В тысяча восемьсот шестьдесят третьем году в Париже, уже после окончания Сорбонны, я случайно познакомился с одним англичанином. Оказалось, что отцы наши состояли в переписке уже много лет, и мы наслышаны друг о друге. Англичанин этот, несмотря на относительную молодость (ему было что-то около 35 лет), уже был членом совета Королевского Географического общества. Имени его я называть не буду, это тоже не имеет отношения к делу. К моменту нашего знакомства за плечами у него были две интереснейшие археологические экспедиции, и он готовил третью. Надо сказать, что право в Сорбонне я изучал не столько по собственному… ммм… желанию, сколько по воле отца. Он говорил, что физикой да математикой не прокормишься в случае чего, а вот юриспруденция – это всегда верный кусок хлеба.
Я: – Хм… Ничего не поменялось.