“Всё так!” – с досады Тея стукнула кулаком по перилам. От этого стало еще тоскливее, глаза предательски стали влажными.
Она бы еще могла вспомнить, что единственной подругой на той забытой богом планете стала та самая кошка, бившаяся насмерть за своих троих детенышей, чуть ли не последних оставшихся в живых представителей своего вида. Вида, почти истребленного в благих целях бездушными колонизаторами и добитого такими же исследователями. Как иногда ночами они сидели, не сводя глаз с бирюзовой луны и Тея делилась своим страхом за жизнь того, кто стал ей почему-то дорог, а кошка стирала языком её слезы… Как охраняла доверившиеся ей жизни и пообещала довершить кошачью месть, если ситуацию не придадут гласности. Но…
“Хрусь,” – жалобно подала снизу голос такая ненадежная и хрупкая перекладинка. “О нет, третьи перила за последнюю неделю! Начальник, этот самодовольный пузырь, теперь с потрохами съест,” – тоскливо подумала Теа и ей захотелось развеяться, чтобы хотя бы на миг забыть обо всем…
Словно поддразнивая, опять подул ветерок, и Тея снова ощутила ароматы лесных цветов, торопящихся поделиться ими со всеми, как будто боясь, что это ночь для них последняя. Но только теперь к нему примешивался манящий запах полусонной дичи, испуганной приходом времени хищников.
В один миг, окинув взглядом окрестности, Теа перемахнула через перила, упруго и мягко приземлившись на площадку под балкончиком. Быстрым шагом, еле сдерживая себя, чтобы не сорваться на бег, она поспешила по прогулочной дорожке, уходящей в глубь лесного массива.
Дорожка мерцала мягким светом, подсвеченная для удобства посетителей. Для их безопасности она была отгорожена от леса силовой мелкоячейстой сеткой, абсолютно прозрачной, но не позволявшей перешагнуть через себя ни в одну, ни в другую сторону.
На повороте Теа остановилась и обернулась, чтобы убедиться в отсутствии нежелательных свидетелей. Полукруглый корпус лаборатории чужеродно белел в сгустившихся сумерках. Маленькие огоньки, желтеющие по его периметру и на крыше, придавали ему вид чудного глубоководного аппарата, погружающегося в зеленую океанскую пучину.
Теа отвернулась, и, перейдя на легкий бег, стала быстро удаляться от скрывшегося за поворотом потонувшего островка цивилизации. Мысли отошли на второй план, уступив место чувствам. Аура леса уже начала просачиваться в подсознание, растворяя тревогу и отодвигая обиды. “Разве ты не видишь вечное перед собой? Всё суета, есть только мы, растворись в нас,” – шумели вековые деревья такой величины, что вселяли уверенность в своей первозданности и в последующей пристройке к ним остальной планеты.