Высокая, даже очень высокая, и широкоплечая. В её массивной фигуре действительно было что-то мужеподобное, и короткие чёрные волосы, и густые брови ещё больше усиливали это впечатление. Тяжёлый овал лица, крупный чувственной рот, светло—серые, чуть прищуренные глаза – всё это не то, чтобы не было привлекательным, даже наоборот: слишком много сексапильности, нескрываемого вызова. А ещё – очень броский готический макияж. Так можно всех сумасшедших перепугать до смерти! В общем, через чур всего много, и это скорее отталкивало, чем привлекало. Но, если не считать этой неуместной мрачной раскраски, всё было бы ничего. Вот только глаза… Да, её глаза! Злые, циничные, даже жестокие. И она действительно насмехалась над Тихоней. Сейчас Док не сомневался, что Таня и Тихоня знакомы, хотя с понятиями «он – она» что-то странное, но сейчас и «ЭТО» не редкость! Ну, не знаю, не знаю!
Тихоня весь день пролежал в постели. Есть, конечно, не стал, отвернулся к стене и ни на что не реагировал. Только на попытки Дока расшевелить его он вдруг резко и удивительно спокойно ответил:
– Даже не пытайтесь. Вам это не по зубам, Док. Это – реальность. Другая. Особенная. Хреновая. И ничего ещё не закончилось. И я не знаю, чем Вы можете мне помочь, так что даже не пытайтесь.
И он снова отвернулся к стене. Док ещё немного подождал, а потом разочарованно повернулся к двери. Из-за косяка двери торчала всклоченная голова Самоубийцы, и его жадные глаза горели самым бессовестным энтузиазмом: голодный журналист наконец – то почуял сенсацию! Что ж, может, больше топиться не захочет.
Рабочий день закончился, вопросы остались. Док понял, что не может всё так и оставить.
«Я хочу знать, что сегодня случилось. Я хочу знать, кто такой Тихоня, кто такой Боаз, и что за птица эта практикантка Таня. Это желание не очень психиатрическое, скорее – детективное, но клянусь Великим Юнгом, я хочу знать, что имел в виду Тихоня! Что ж, будет куда пойти вечером
Личное дело, студенческое общежитие – вот и комната Тани. Дверь открыла девушка с фотографии. Не та, что была в отделении. Вернее, та, да не такая. Совсем не такая. Не было сытого кошачьего прищура глаз; лицо казалось тоньше и женственнее; гладкая, тусклая причёска, и, конечно, никакого макияжа. Весь образ казался каким – то размытым, нечётким. Док даже заподозрил, что у него прямо сейчас развился астигматизм – то ли она есть, то ли её вовсе нет. Впору было усомниться, эта ли девушка приходила утром в отделение. Но девушка подтвердила: да, она. Однако ей нечего сказать. Что там случилось, она и сама не поняла, да и вообще, почти ничего не помнит. Нет, странным это не кажется: просто переволновалась, и всё. С самого утра она словно не в своей тарелке – что ж, бывает. И Тихоню она не знает. Нет, раньше они точно не встречались.