Промелькнула заставка, отделяющая основные новости и культурные. Диктор сообщила:
«Сегодня в Союзном доме культуры и самодеятельного творчества профсоюзов состоялось открытие выставки фотолюбителя Семёна Невзорова».
Сеня стоял, вцепившись взглядом в чёрно-белый экран. Сюжет начался с момента, когда погас свет, тут же сменился освещённым видом зала, а голос за кадром рассказывал про автора и идею выставки. Говорилось, что работы высоко оценили мастера и критики. Мелькнуло моё лицо, а вот наши три спины поймали возле фотографии с морем. Потом в кадре появился Колька.
– Товарищ Остапов, расскажите зрителям: завешанные фотографии – это ваша идея? – спрашивала молоденькая журналистка.
– Скорее, совместная. Мы не хотели, чтобы до начала представления работы рассматривались все вместе.
– Но, честно говоря, это выглядело пугающе: по стенам мрачные ткани, потом неожиданно погас свет…
– Тем не менее, эффект появления одной фотографии в круге прожектора был поразительным, согласитесь? Готов поспорить, – Колька потряс раскрытой ладошкой, словно сеял муку, – если бы не такая подача, зрители не смогли бы погрузиться в многоплановость кадров, в детали.
Журналистка улыбнулась:
– Необычная подача, тут должна согласиться.
На экране опять появились зрители, рассматривающие фотоработы. Задержка на пустом гвозде…
– Подскажите, – раздался мужской голос, – ситуация с пропажей работы тоже спланирована?
В кадре вновь появился Колька. По его лицу никто не догадался бы, нервничает он, удивлён или спокоен. Едва заметно пожевал губы и бодрым голосом ответил:
– Конечно. У нас всё было сделано так, чтобы вызвать интерес, чтобы зрители задавались вопросами…
– Однако пока ответы на них не очевидны, – теперь на зрителей смотрела та же журналистка с микрофоном, стоявшая рядом с Колькой. – Поэтому я обязательно приду ещё раз. Чтобы внимательно рассмотреть работы товарища Невзорова.
– Да я давно говорил Лукичу, что его фотографии достойны выставки, – вставил Николай.
– Лукичу? – подал голос пожилой журналист, и камера показала его лицо. – Обычно так называют людей в возрасте, а Семёну, как мы поняли, около тридцати.
На экране появилась фигура автора выставки, а Колькин голос объяснял:
– Да просто у нас на заводе в отделе сразу три Семёна, вот и дали им прозвища. – Теперь он опять показался на экране, добродушно улыбаясь. – А к Лукичу приклеилось отчество, не оторвёшь.