Васька оценивающе смерил взглядом тощую фигуру Юрки с его остроносым цыплячьим лицом и старомодными 30-х годов очками. Обратился к нам:
– Ну, как?
Несмотря на его непрезентабельный вид, мы знали Юркино упрямство, его настырный непримиримый характер. Послышались возгласы:
– А что, можно.
Юрка был счастлив. Приступили к составлению задания. Если бы вы знали, сколько при этом было выдвинуто идей, – одна другой изощреннее. Одни из них принимались, другие отвергались из-за абсурдности или двусмысленности. Нам, конечно, очень хотелось «посадить в лужу» этого фокусника, но при этом мы все же старались быть объективными и не придумывать «бред сивой кобылы в лунную ночь».
В конце концов, была составлена обширная программа-задание. Память не позволяет мне вспомнить её во всех деталях, но осталось воспоминание о её грандиозности и запутанности. Начиналась она с того, что Месстнг должен был спуститься в зал по левой захламленной лестнице. С появлением такого предложения кто-то, помню, возразил, – зачем, мол, пускать деда по захламленному пути. Но Васька уперся:
– А вот пусть и попросит, раз он читает мысли, тех наших, кто за ним наблюдает, чтобы расчистили ему дорогу. А ты, Юрка, мысленно дай ему такое приказание. – Возражений не последовало.
А дальше пошла и вовсе карусель. Он должен был пройти к пятому ряду.
– Папиросы есть у кого? – спросил Васька, который сам не курил.
– Есть, вот, – Вадим достал из кармана помятую, замызганную початую пачку «Прибоя».
– Ёкарный бабай! – воскликнул Васька, – где ты её так изнахратил? В шахту что ли брал?
Эту полюбившуюся ему прибаутку, – «ёкарный бабай», Васька привез из Средней Азии, где он служил срочную. Мы знали, что бабаем там называют стариков. А вот что означает «ёкарный», не знал никто, в том числе и сам Васька, вставлявший в разговоре этого «бабая», где надо, и не надо.
– Ну, – утвердительно кивнул Вадим, не понимая причины Васькиного неудовольствия, – а что?
– Так я хотел, чтобы этот Мессинг отсчитал там третью, или пятую папиросу, а они тут у тебя все помяты и наполовину повысыпались…
– А у меня вот портсигар есть, правда в нем только две беломорины, – вклинился я в обсуждение, доставая из кармана свою гордость, – массивный мельхиоровый портсигар. На крышке портсигара было барельефное изображение университета на Ленинских горках, сбоку – красного стекла «пупочка» – защелка, которую при большом желании можно было принять за драгоценный рубинчик.