Проходило время, мне даже начала нравиться моя новая жизнь. Я видел в этом некую романтику, и получал удовольствие от того, чем я занимаюсь. Но однажды, всё изменилось, перевернувшись с ног на голову.
К тому моменту, я уже жил в Лондоне около полугода. В наш паб заглянул один русский мажор, сынок богатого папы. Как он оказался в этой части Лондона, пожалуй, никто сейчас уже и не скажет. Но тот факт, что он там оказался, уже предопределило все последующие события.
Он был, впрочем, не один, а со своей компанией человек в десять-пятнадцать. Он сорил деньгами направо и налево, заказывал самые дорогие напитки. И как водится в таких случаях, вся эта компания вела себя очень непристойно, громко крича, грязно ругаясь, и мусоря вокруг себя.
Естественно, такое поведение не понравилось владельцу паба, и он вызвал полицию.
Когда приехали сотрудники правопорядка, началась драка. Участники этой компании дрались как с полицейскими, так и с обычными посетителями, которые оказались просто не в то время и не в том месте. Начался какой-то кошмар. По пабу летало всё подряд, начиная от бутылок и кружек, и заканчивая стульями и столами.
Справедливости ради, нужно отметить, что сам мажор вёл себя более-менее прилично на фоне своих друзей. И когда ему в голову прилетела увесистая литровая пивная кружка, мне его почему-то стало жалко.
Хоть мне и было ужасно страшно в тот момент, но видя, как этот самый мажор скользит по стене на пол, а из его головы тонкой алой струйкой течёт кровь, мне стало его жалко. Я выбежал из-за барной стойки, где, к своему стыду, я прятался всё это время, подхватил его под руку, и увёл в подсобку, откуда вывел его через чёрный ход.
Я прошёл с ним пару кварталов, чтобы приехавшие копы не смогли его найти. Добравшись до первой попавшейся лавочки, мы присели на неё.
– Спасибо, – хриплым голосом, и почему-то по-русски, произнёс он, пытаясь зажать рану на голове своим галстуком.
– Не за что, – ответил я ему, тоже по-русски и почему-то, дрожащим голосом.
Он взглянул мне в лицо.
– Витёк, – мажор протянул мне свою заляпанную руку.
– Родион, – я пожал её.
– Русский, значит? – уточнил он.
Я кивнул.
Витёк снял галстук и перевязал им свою голову. Затем встал, слегка пошатываясь.
– Надо позвонить папе, – произнёс он, после чего достал телефон, качнулся ещё раз, и снова сел на лавку.