Затем Глеб осторожно поинтересовался у матери, как сложилась судьба бывшего Ларисиного жениха – Алексея Мозолёва. Они дружили со школьной скамьи, а когда Алексей сделал ей предложение, Лариса почему-то отказала ему. Может быть, недостаточно любила его? Алексей, однако, долго не отступал от неё, грозил, что сделает что-нибудь над ней и над собой, затем пустился в запой, а дальше Глеб ничего об этой истории не знал.
– Нет, нет, что ты, – замахала руками мать, напрочь отвергая его подозрения, – Алексей давно остепенился, пить бросил, нашёл себе женщину и живёт с ней, говорят, душа в душу. Зачем ему убивать Ларочку. Конечно, он сильно переживал, что она за него не пошла замуж, но дело это уже прошлое. Тебе бы лучше, сынок, встретиться с Наташкой Белоусовой, они вместе в редакции работали. Наверное, она тебе больше расскажет, чем я. Подружкам иной раз больше доверяют, чем родной матери. А они, я знаю, всегда дружили, Лариса у этой Наташки часто оставалась ночевать.
– Что ж, эта любопытная информация, чем черт не шутит, может пригодиться, – в раздумьи произнёс Глеб и вытащил из кармана чистую записную книжку, неторопливо сделал некоторые пометки в ней. Теперь всё, даже малозначительные на первый взгляд факты, так или иначе связанные с Ларисой, которые в дальнейшем могут сослужить ему хорошую службу, он будет заносить сюда. Он опустил голову, вспоминая опять об одной странной детали, которая показалась ему весьма подозрительной. Почему на похоронах отсутствовал отец? Запинаясь и волнуясь, он поинтересовался об этом у матери.
– Да он, Глебушка, сейчас тяжело болен, почти совсем не встаёт с постели. Врачи признали у него рак лёгких, совсем высох, пожелтел, краше в гроб клади, не жилец он, наверное, уже, – со вздохом объяснила Раиса Сергеевна. – Я тебе об этом не сообщала, да и зачем, знаю, как ты к нему относишься.
– Но неужели он так болен, что не пришёл попрощаться с дочкой! – недоверчиво воскликнул Глеб. – Сдаётся, мама, ты его просто выгораживаешь, ты всегда за него заступалась, несмотря на то, что он нас бросил.
– Ни к чему это, сынок, старое ворошить. Кто знает, кто из нас больше виноват! – Мать опять тяжело вздохнула и скрестила сморщённые руки на груди. Помолчав, она нерешительно сказала:
– Не знаю, говорить тебе, или нет… ты же такой горячий, ещё Бог знает что подумаешь…