Чего ты боишься? - страница 3

Шрифт
Интервал


– Неужто никого не щадят? – обмирая от сладкого ужаса, переспрашивает маленькая Анири.

Всё ей, дурочке, казалось, что бездушные – сказочное зло, придуманное дедушкой специально, чтобы пугать внучку. Казалось, до тех пор, пока сказка не пришла к ней под дверь.

Вкусный дым от трубочки поднимается вверх, тает в густой, темно-лиловой в сумерках листве. Дед отвечает спокойно, почти равнодушно, будто сам не верит в то, что говорит:

– Люди бают, случалось такое. Ежели человек забивает зверя ради прокорма или из милосердия, бездушные могут отпустить.

– Как же они узнают, ради прокорма или ради забавы?

– Говорят, отмороженные видят человека насквозь.

– Деда, а отчего они такие?

– От учебы в храме особом, что построен незнамо кем высоко в горах. Берут туды не каждого. Но коли уж отобрали пацаненка, быть ему бездушным. Семь лет проведет, не покидая храмовых стен, а выйдет не человек уже, мертвец сущий. Белокожий, с глазами мертвыми, холодный сердцем и разумом. Родных не признает. И люди для него с этих пор станут, что грязь под ногами.

– Что ж они, только друг с дружкой балакают?

– Если для дела нужно. А так молчат в основном.

– И никогда-никогда с живым человеком не заговорят?

– Только если перстень показать требуют. Или бездушный в помощи нуждается.

– И что, помогает им народ?

– Чаще нет, чем да. Никогда ведь не знаешь, чего от нелюдей ждать. Может, наградит за подмогу, а может живота лишит. Есть, правда, один секрет… говорят, он в бездушном человека пробуждает. Ненадолго, правда. Впрочем, так ли это – утверждать не возьмусь, сам не пробовал.

– Какой секрет, дедушка?

– На просьбу бездушного человек должен ответить, что соглашается помочь ДОБРОВОЛЬНО. Тогда гончий предложит отплатить за услугу. И оставит благодетеля в живых.

– —

Гость застонал как-то особенно жалобно, всхлипнул и затих. Этого еще не хватало! Анири навострила уши. Не понимая до конца, что ею движет, опасение за собственную жизнь или сострадание, соскользнула с печи, осторожно приблизилась, присела на корточки. Все-таки он дышал. Правда редко, тяжело, с присвистом, каждый вдох – как последний.

Помянув в который раз нехорошим словом собственную глупость, она осторожно потянула край одеяла. Мгновение – стальные пальцы сжали запястье, обманчиво-беспомощное тело метнулось взведенной пружиной и прижало Анири к полу. Она слабо пискнула и забилась.