Городские-то и списали всё на родичей наших. Решили, что Леший с Кикиморой шалят. Ну а кому ещё в лесу потешаться над этими лишенцами?!
Было заметно, что в этот момент Тимофей Савич испытывал истинное удовольствие. И Веренея не упустила из виду те метаморфозы, происходящие с ним и его домочадцами. Они словно расцветали и светились каким-то тихим, ровным внутреннем светом.
Варвара подала знак сыновьям и те бросились сноровить самовар.
Всё быстро было исполнено и чай, ароматный и какой-то знакомый,
уже разливали починно в чашки. Теперь на столе стояли мёд и булки.
– Ну вот и всё, что касаемо тебя до вчерашнего дня.
– А вчера что-же изменилось?
Все переглянулись. Видно, что что-то важное, но по какой-то причине, все не решаются говорить.
– Ну что?– Веренея теряла терпение.
– Так чего? Бабушка ваша приходила. – не выдержала Дашутка.
Веренея оглядела присутствующих. На шутку не похоже. Тогда она подумала, что возможно это сон. Ну на вроде того, что под наркозом, или теми обезболивающими, которыми её пичкают теперь. Украдкой ущипнула себя под столом. Оказалось – больно! От неожиданности она ойкнула. Поняв, что не спит, переспросила, на случай, если ослышалась:
– Приходила кто?
– Да что-ж ты, ягодка, чисто дитя малое?! Говорят-же тебе – ба-буш-ка. Твоя. Приходила.
Не веря своим ушам, Веренея опять оглядела лица присутствующих.
Ни тени улыбки, ни у кого.
– Да ты и сама её видела. Только она тебе в своём новом обличии показалась. На тебя, стало быть, посмотреть хотела.
-????
– А ни чего удивительного и нет. Кота видела?
Веренея согласно кивнула.
– Ну так это она и была. Ох! Она и при прежней жизни такааая затейница была! – старик хитро сощурил свои глазки-вишенки и лицо расплылось в тёплой улыбке. И вновь засиял тихий свет. И словно, не дед перед нею глубокий, а зрелый муж сидит.
– Ты чаёк-то пей, детонька! А то румянец-то куда-то с тебя сошёл. Так и до обморока недалече. Пей, детонька, пей!
– Дедушка, а что это вы все то стареете, то молодеете?
Всё семейство весело захохотало. А старик аж прослезился от смеха. Вволю отсмеявшись, Тимофей Савич резко посерьёзнел и заговорил:
– Как и люди, мы подвержены и чувствам, и эмоциям. От дурных мыслей и чувств, от хвори и тоски мы хиреем, стареем и теряем внутренний свет. У людей этот свет менее заметен, вернее сказать, заметен не всем людям. Но он тоже есть. Вот по нему и мы, и нечисть поганая вас видит и Ангелы распознают. А от хороших мыслей и чувств мы расцветаем и свет горит ярче и ровнее