– Дожимать надо отца, – с приходом очередного вечера ворковала неотступная Люда на кухне. – Видно, что не потянет он уже свою фазенду! А нам еще далеко до пенсии, чтобы копаться на грядках!
– Но я уже не знаю, что говорить ему, как убедить… – сокрушался Алексей.
– Маме своей спасибо тогда скажи! – начинала психовать Люда. – Почему не переписала на тебя свою часть? И не спрашивал бы сейчас, не унижался! А то любила так сильно, а догадаться не могла, что о сыне кроме нее некому позаботиться!
– Не трогай, пожалуйста, только маму! – морщился Алексей. – Сколько уже времени прошло, как она умерла, а ты все ее поминаешь в склоках этих! С другой стороны, старый уезжает на дачу, и здесь покойно становится. Пусть пока ездит. Психовать меньше будешь от его присутствия. Егор опять же пристроен на все лето. На свежем воздухе!
– Ты опять об этом? – грудной размеренный голос Люды переходил в жаркий возмущенный шепот. – Да не стоит овчинка выделки! Продавать надо, и все в валюту переводить, как сейчас люди умные делают! Ты видишь, какая идет инфляция? А в долларах надежность будет и верный заработок. Потом две таких дачи купим!
– Ты же Димке на институт собиралась отложить!
– На все должно хватить! – убежденно отрезала Люда. – И на институт ему, и на новый холодильник. Сейчас еще диваны появились современные такие, импортные. Не надоело тебе ребра на старых пружинах давить? Мне надоело!
– А он весь год будет рядом, – Алексей выразительно повел глазами на стену, за которой находилась комната Ивана Петровича.
– Перетерплю, не бойся! – ответила Люда. – Может и терпеть-то уже недолго осталось!
Иван Петрович действительно чувствовал сильную усталость, о которой молчал, и которую боялся показать. Усталость и раздражение на все и всех. Навалилась бессонница: неотступная, неумолимая, когда открываешь глаза среди ночи, как от внутреннего толчка, сердца ли, мысли ли, и начинаешь всматриваться в темноту комнаты, как в дозоре на нейтральную полосу. Проедет дворами автомобиль, выхватит фарами, как осветительной ракетой, крадущуюся в темноте мебель, обличит спрятавшийся в засаде у письменного стола стул, возьмет врасплох этажерку с книгами и фотоальбомами, и снова надвинутся темнота и гул мыслей, и сна нет в помине.
Бессонница полбеды. Бессонница и у молодых бывает, а в семьдесят лет она, как надбавка к пенсии, – получите, распишитесь и топайте в аптеку за пилюлями!