Скользящим движением я рассёк руку и наклонил рану к чаше. Тёплая красная кровь, как талая зажора, притопила фиолетовые капли запёкшейся крови Рэма, и… наступила пора чуда!
Действительно, содержимое чаши стремительно увеличивалось в объёме и постепенно принимало вещественную форму. Увы, окончания чудесного процесса я не видел. От волнения у меня потемнело в глазах, и я на миг потерял сознание (хорош астронавт!). Но тут кто-то коснулся моего плеча и произнёс: «Здравствуй, брат!» Усилием воли я сбросил обморочное оцепенение и открыл глаза – передо мной стоял совершенно голый Рэм и светился девственной улыбкой счастья!
– Рэм, бродяга, это ты! – воскликнул я, пытаясь унять волнение сердца.
– Рэм? Почему Рэм?
– Рэм, Рэм, Рэм! Кто же ещё! – щебетало моё сердце, пряча подступившие к глазам слёзы. – Одевайся, дружище, мы снова вместе!
Я достал из каптёрки одежду. Из предложенного разнообразия Рэму пришлись по вкусу тельняшка и лёгкий спортивный костюм.
– Порядок! – Я придирчиво оглядел новорождённого брата. Его ладная пружинистая фигура совершенно походила на мою. Однако были и отличия, придававшие абсолютной копии некий урийский первобытный шарм.
На ваш вопрос: «Урийский первобытный шарм – это как?» – попробую ответить.
Рэм на толику больше, чем я, сутулился в плечах, в его движениях чувствовалась кошачья пружинка охотника, вынужденного подбираться к добыче вплотную. Его нижняя челюсть чуть больше выступала вперёд, как у мудрого удава Каа. Подобная особенность лицевого строения говорила о приоритете чувственной моторики над аналитикой в общении с окружающим миром. Наверняка у погибшего Рэма были те же анатомические особенности, но я воспринимал его как чудо и подобных отличий в наших с ним «визуальных достопримечательностях» не замечал.
Подробный анатомический разбор Рэма № 2 ещё раз подтвердил невесёлую истину: мы быстро привыкаем даже к чудесам и восторг души добровольно обмениваем на скучную аналитику происходящего.
Часть 10. Надежда подлежит восстановлению
Я взялся отремонтировать повреждения капсулы. Меня не оставляла надежда вернуться на безлюдную орбитальную станцию, которая наматывала круг за кругом вокруг Урии и бесцеремонно дразнила меня, посверкивая по ночам в густом сферическом фиолете. Я наблюдал её движение и молился Создателю о благополучном завершении ремонта. Да, я надеялся на интеллектуальную живучесть материнского модуля капсулы, исходя, прежде всего, из моего законного права надеяться на лучшее во что бы то ни стало.