– Попробуйте дышать медленно и ровно.
– И что?
– Боль немного отойдет. Позвольте руку. Я измерю ваш пульс.
Он взял мою руку, и боль отошла. Но вместе с тем я почувствовала, как начали холодеть и неметь мои ноги.
– Подождите… – прошептала я.
И тут в палату вошли мои родители.
– Лизочка… – заплакала мама. – Кровиночка моя!
Отец молча вытирал слезы.
– Вы что? – деревенеющим языком спросила я. – Я же еще не умираю.
А врач все держал меня за руку, держал…
И рука моя холодела.
И на миг мне приоткрылось…
Лица у психотерапевта не было. Вместо него был скалящийся череп с огоньками в пустых глазницах. А больничный халат преобразился в саван, рваную шелковую хламиду, пропахшую тлением.
Но это только на миг.
А потом мое сердце остановилось.
Психотерапевт поднялся и вышел из палаты.
Родители упали на колени возле моей кровати и зарыдали в голос.
А я отстраненно наблюдала за этим, глядя на свое исхудавшее уродливое тело. Я стояла у входа в тоннель. Он, этот вход, был невероятно черен, и впервые я ощутила такой страх, что передать невозможно. И тут из его черноты появился некто.
Он протянул мне то, что с натяжкой можно было назвать рукой:
– Идем!
Я задрожала и прижалась к остаткам реальности, словно они могли меня защитить и удержать.
– Нет!
– Идем. У тебя все равно нет другого выхода.
И тут что-то засияло, как свечка, внесенная в темную комнату.
– Что ты здесь делаешь, Алаэль? – спросил тот, что был от тьмы. – Нет тебе части в ней. Она жила неправедно. Я забираю ее душу.
– Ты не можешь забрать ее душу, Имхореп, – печально и музыкально сказал Алаэль. – Ее душа обречена скитаться между мирами. Ее родители приготовили ей посмертное восставление.
– Проклятье! Но и тебе не достанется ее душа, Алаэль!
– Я буду наблюдать за нею.
– Я тоже.
И тут я рванулась в свое тело. Оно было таким родным, таким привычным. И…
Не смогла в него войти.
Тело было словно окружено невидимым, но прочным коконом.
И я поняла, что отныне буду болтаться рядом с ним, как воздушный шарик на веревочке.
Кстати насчет тела!
Когда и как его будут восставлять?
Родители между тем перестали плакать. Мама оправляла на моем трупе одежду (жуткого цвета пижаму), а отец звонил кому-то по мобильному телефону:
– Благословенны будьте, Юлия! Моя дочь умерла. Полагаю, минут пять назад. Тело еще не успело остыть. Хорошо? Вы вылетаете? Будем ждать. Да, Пятая городская больница имени Семашко. Третий этаж, палата номер двадцать семь.