Избранные дни - страница 30

– Тебе будет лучше, если поспишь, – сказал он.

– Я не могу спать. Я не усну. Не дает покоя этот голос у меня в ушах.

– Тогда просто тихонько полежи. Ничего плохого не будет.

– Будет. Уже есть.

Он погладил ее сухой и горячий лоб. Уследить за временем в спальне было так же невозможно, как и на фабрике. Когда она затихла – уснув или не уснув, а просто затихнув – и дыхание ее стало ровным, он вышел.

Отец так и не двинулся с места. Лукас подошел к окну и встал рядом с ним. Отец по‐прежнему пялился в пустоту. Лукас обнаружил, что семь центов все так и лежат, нетронутые, на столе.

– Отец, ты хочешь есть? – спросил он.

Отец кивнул, подышал и кивнул снова.

Лукас стоял с отцом у окна. По улице прошел мусорщик, волоча за собой свой бак.

Мистер Кейн выкрикивал:

– Нигде и повсюду, где же та жемчуга нить?

– Я тебе чего‐нибудь принесу, – сказал Лукас.

Он взял монетки и отыскал на улице мужчину, продававшего капусту по три цента за кочан, и женщину, после некоторых препирательств уступившую ему за четыре цента куриное яйцо. Ему почудился добрый знак в том, что мать вспоминала о курах, а ему удалось купить яйцо.

Он сварил яйцо и капусту, поставил тарелку перед отцом. Вдруг на него нахлынуло желание схватить отца за голову и с силой постучать ею о край стола, как на фабрике стучал о свою машину Дэн, награждая ее ударами гаечного ключа всякий раз, когда она грозила застопориться. Лукас подумал, что, если под правильным углом и верно рассчитав силу вдарить головой отца о деревянную поверхность, он очухается. Что это будет не жестокостью, а доброй услугой. Принесет исцеление. Он положил руку на гладкий затылок отца, но только погладил его. Отец ел очень шумно, к обычному чавканью примешивались тихие стоны, как будто прием пищи причиняет ему боль. Он поднес ко рту ложку с капустой. С ложки свисала бледно-зеленая капустная полоска. Он чавкнул и со стоном проглотил. Сделал вдох и продолжил есть. Лукас подумал: четыре поперек и шесть вдоль.